Комментарий: Почему Ельцину было легче, чем Путину

Шельмование «лихих девяностых» сыграло с российскими властями злую шутку, утверждает в специальном комментарии для DW российский журналист Константин Эггерт.

«Знаете, что почти исчезло в последнее время из разговоров, да и из СМИ тоже? Упоминания о так называемых «лихих девяностых», - заметил на днях знакомый дипломат, не первый год представляющий в Москве одну из бывших советских республик. Мне сразу же вспомнилось, как одна из молодых сотрудниц радио «Коммерсант FM» спросила меня: «Правда ли, что при Ельцине в России была свобода слова?»

Начиная с «протестной зимы» 2011-2012 годов интерес к девяностым в обществе медленно, но неуклонно растет. Этим периодом времени, прежде всего, интересуется активное меньшинство российского общества, и особенно те молодые горожане, которые не сохранили о 1990-х годах глубоких личных воспоминаний.

Невыносимая легкость «нулевых»

Легитимация нынешней российской власти начиналась с противопоставления «тучных нулевых», времени стабильности и благополучия, девяностым годам, которые представлялись эрой сплошного бандитизма, обнищания, всевластия олигархов, войн и падения нравов.

Парадоксальным образом часть правящего слоя (включая президента Владимира Путина), сделавшая имя, карьеру и состояния именно в те годы, внезапно открестилась от собственного прошлого. Постельцинское руководство России отказалось использовать экономическую и социальную стабильность начала 21-го века для укрепления созданных и строительства новых демократических институтов.

Оно сделало ставку на сохранение власти любой ценой, было обречено черпать легитимность не в свободной политической конкуренции, а в создании все новых и новых объяснений, почему власть в России должна быть несменяемой. Антитеза «Либо мы, либо хаос девяностых» казалась самым простым идеологическим инструментом политического гипноза масс.

Время не только трагедий, но и взлетов

Ельцинское время было действительно сложным. Спад производства, организованная преступность, война в Чечне, невыплаты зарплат и пенсий - все это оставило тяжкие воспоминания у миллионов.

Проблема российского политического класса и интеллектуалов в том, что они не смогли или не захотели сказать об этом периоде самое главное: девяностые просто не могли не быть тяжелым временем. Ведь это был первый этап перехода общества от советской безответственности, двоемыслия, догматической, лживой идеологии и великодержавия к отвественности, частной собственности, свободе слова и вероисповедания, переосмыслению места страны в мире.

Этот переход не был простым даже в странах Центральной и Восточной Европы, где коммунистические диктатуры существовали на 30 лет меньше, чем в СССР. Ничего другого, кроме «крови, пота и слез» гражданам новой России нельзя было ожидать. Более того, ничего другого им нельзя было и обещать. Справедливости ради замечу, что тогда немногие осознавали это.

Тем, кто творил российскую историю в 1990-е, есть чем гордиться. Первые демократические выборы. Первая демократическая конституция, провозгласившая примат международных законов, в том числе Всеобщей декларации прав человека, над российскими.

Небывалый в российской истории расцвет свободной журналистики и самая масштабная в мире программа приватизации. Создание партнерства с НАТО и вступление в Совет Европы. Наконец, появление буквально за несколько лет предпринимательского класса, который до сих пор удерживает российскую экономику от краха.

Кремль в ловушке прошлого

Нынешние правители России предпочли игнорировать эту часть наследия девяностых, выпячивая проблемы, взращивая у граждан комплекс неполноценности, воссоздавая елейно-фальшивый образ «великого Советского Союза», разрушенного «так называемыми "демократами», американцами и «пьяным Ельциным». Эта нехитрая ложь более десяти лет служила универсальной индульгенцией нынешней власти.

Сегодня трагические последствия этого становятся все более явными. Недоверие к институтам и политический цинизм, привитые обществу за последние десять лет, привели к тому, что вся ответственность за разрешение любых проблем возлагается на исполнительную власть, прежде всего, на президента Путина.

В отличие от Ельцина, который был мастером политического маневра, нынешний глава государства не может сослаться на непослушных депутатов, независимых губернаторов и недоверчивый телеканал НТВ, которые мешают ему проводить его политическую линию.

Сегодня все партии, обе палаты парламента все регионы, все основные СМИ - под полным контролем Кремля. И именно в этих условиях сверхцентрализации власти в 2014 году происходит полный крах социально-экономической стабильности. Украинская война, а затем и экономический кризис покончили с ней за 12 месяцев.

Российская власть переходит, по словам Путина, в режим «ручного управления». Это вернейший способ увязнуть в текущих проблемах и упустить главное. Кажется, так и будет.

Девяностые годы: пора выучить урок

1990-е закончились пятнадцать лет назад, и ссылаться на них в оправдание своих действий было бы для Кремля невозможным и при более благоприятных обстоятельствах. А другой легитимности - легитимности многообразия институтов и мнений, конкуренции людей и идей - у нынешних властей нет. Приобретать ее поздно. Именно поэтому так часто слышишь от многих сегодня: «При Ельцине таких взяток не брали!» или «В девяностые бизнесу хотя бы не мешало жить государство!».

Переоценка первых лет истории постсоветской России неизбежна. Не для того, чтобы в них вернуться. А для того, чтобы выучить их сложный, одновременно оптимистический и трагический урок, и идти дальше.

Константин Эггерт - российский журналист, обозреватель радиостанции «Коммерсант FM»