Министр образования: «Дети будут учиться в школе 12 лет. Мы же хотим быть частью Европы»

Статті

28.05.2014 13:34

Статті

После боев на Майдане события произошел небывалый всплеск гражданской активности. И студенты, как это всегда бывает в таких случаях, были в первых рядах. 23 февраля молодые люди объявили, что у них есть три кандидатуры на посту министра образования: ректоры «Могилянки» и «КПИ», а также руководитель парламентского комитета образования и науки. Как ни странно, к студентам прислушались, и ведомство возглавил Сергей Квит, до этого работавший ректором «Киево-Могилянской» академии. Поскольку на должности он находится уже три месяца — самое время подводить итоги его работы.

Фото: Макс Левин

После боев на Майдане события произошел небывалый всплеск гражданской активности. И студенты, как это всегда бывает в таких случаях, были в первых рядах. 23 февраля молодые люди объявили, что у них есть три кандидатуры на посту министра образования: ректоры «Могилянки» и «КПИ», а также руководитель парламентского комитета образования и науки. Как ни странно, к студентам прислушались, и ведомство возглавил Сергей Квит, до этого работавший ректором «Киево-Могилянской» академии. Поскольку на должности он находится уже три месяца — самое время подводить итоги его работы.

Во время разговора Сергей Квит постоянно называет министерство «университетом» и «академией», но говорит, что быть министром эму нравится, — описывает интервью с Сергеем Мироновичем заместитель главного редактора LB.ua Виктория Герасимчук.

Сергей Квит соответствует майдановским критериям: ранее не был во власти, бизнеса не имеет, зато может похвастаться чистой репутацией и активным участием в революции. Минобразования — едва ли не единственное министерство, о котором сейчас не говорят, что там «ничего не изменилось», «должности продаются» и «шанс упущен». Напротив, новый министр очень быстро внедряет изменения, о которых он раньше постоянно рассказывал в своих интервью — автономия университетов, ликвидация лишней бюрократии и сопровождающих ее коррупционных схем. Как-то даже непривычно писать что-то хорошее о министре, но плохого пока сказать ничего.

Образование во время войны

Как в условиях войны функционирует наша система образования?

Функционирует нормально, хотя на Донбассе, конечно, возникают вопросы, которые нужно быстро решать в ручном режиме. Скажем, как посещать школу детям там, где идут боевые действия, или как организовать там внешнее независимое оценивание. Пытаемся договариваться и решать вопросы. Например, если в одном месте проблемы с организацией внешнего независимого оценивания — надо организовать его в другом месте. (На момент разговора еще не было принято решение о том, что ВНО в Донецкой и Луганской областях откладывается на первую половину июля — Прим. ред. )

Сколько вообще сейчас учебных заведен на Донбассе не работают из-за боевых действий?

Такой статистики по Донбассу нет, потому что в один день заведения закрыты, а в другой — работают. Конечно, везде, где идут боевые действия, учебные заведения функционируют с перебоями. В том же Славянске школы открыты, но в какой-то момент могут закрыться на несколько дней. Руководители на местах смотрят, насколько безопасно работать, и принимают решения.

Руководителям учебных заведений на востоке пришлось либо принимать решение о проведении в их заведениях «референдума», или выдерживать давление и угрозы со стороны сепаратистов…

Одно дело, если директор школы заставили открыть помещение под дулом автомата, и он согласился — это можно понятий. А другое дело, когда кто-то из госслужащих, местных начальников давал указания проводит так называемый «референдум». На самом деле, очень небольшой процент педагогов на Востоке поддерживали этот «референдум». Но такие люди, некоторые даже публично выражает свои сепаратистские настроения...

Проректор Донецкого национального университета Татьяна Мармазова?

Да, и не только она. Мы проанализировали всю информацию о подобных лиц и даем руководителям учебных заведенный рекомендацию отстранять их от работы на время проведения служебного расследования.

Кроме того, мы готовым запрос в СБУ — чтобы они помогли разобраться, кто активно поддерживал сепаратистов, а кто был лишь их жертвой. И будем инициировать увольнение всех людей, которые вели сепаратистскую деятельность и выступали провокаторами и предателями.
Кто-то из руководителей учебных заведенный пострадал из-за отказа проводить «референдум»?

Физически никто не пострадал, насколько мне известно. Много фактов запугивания. Кое-где преступники просто заходили в школу и организовывали на ней избирательный участок — не спрашивая разрешения директора.

Или, например, есть такие факты: двое учеников, кажется, в Мариуполе, приходят в школу в вышиванках, и преподаватель начинает обзывать их фашистами. С каждым случаем отдельно нужно разбираться — мы работаем с начальниками областных управлений, с губернатором Сергеем Тарутой.

А как педагоги в восточных областях в целом относятся к тому, что там происходит?

Я был за последнее время дважды в Харькове, был в Херсоне, в Николаеве, в Донецке, и могу вас заверить, что вблизи ситуация выглядит гораздо лучше, чем картинка по телевидению. Картинка на ТВ очень депрессивная и часто не соответствует реальному положению дел.

Вообще, как человек, который имеет отношение к журналистике, я хочу сказать, что есть аксиомы, связанные с освещением терроризма. Они базируются на опыте США и Израиля.

Во-первых, нельзя предоставлять террористам возможность проводит пресс-конференции. Это ошибочное понимание демократии, где терроризм — там речи о демократии нет. Террористы не имеют никаких прав.

Во-вторых, поведение российских журналистов является позорной — большинство из них поддерживает терроризм. Если журналисты становятся на такую позицию, их надо лишать аккредитации и высылать из Украины. Идет информационная война, и нам еще нужно учиться ее вести. Особого внимания требует позорная политика газеты «Вести». По моему мнению, ее журналисты навсегда разрушили свою профессиональную репутацию.

Относительно образовательного среды, я спокоен — оно поддерживает единство украинского государства. Нигде во время поездок у меня не спрашивали о языке, кстати. Были разговоры о реформах, о ВНО, о насущных проблемах, об автономии университетов. Вопрос языка и культуры очень деликатные. Ими можно пользоваться как тараном для достижения сомнительных политических дивидендов.

Если вы заговорили о языковом вопросе — скажите, пожалуйста, есть ли у вас в планах какие-то реформы, связанные с языком преподавания?

Нет никаких спецпланов — сколько школ с каким языком обучения откроем, сколько закроем. Образовательная отрасль должна реагировать на запросы общества. Если есть желание в общины где-то открыть школу с определенным языком преподавания — нужно открывать.

И это могут быть разные языки, не только украинский или русский, а например, крымско-татарский язык.

В ближайшее время будем открывать в Киеве, в КНУ им. Тараса Шевченко, крымско-татарский культурный центр. Сейчас в Киеве не так много людей говорят крымско-татарского языке, это понятно, но уже есть много эмигрантов из Крыма, которых, думаю, можно называть политическими. Многие студенты из Крыма, которые переводятся в высшие учебные заведения других регионов Украины, в частности, в Киев. Вопрос сохранения культурной идентичности крымских татар — это проблема нашего государства, потому что крымско-татарский народ — это часть нашего народа.

В Киево-Могилянской академии были основаны программы из еврейских, крымскотатарских и цыганских студий.

То есть, у бандеровского правительства нет никаких кровожадных планов по отношению к русскому языку?

Нет. У нас есть планы изменений, реформ, децентрализации, автономии. Хотим, чтобы люди, специалисты имели возможность реализоваться. Просто хотим жить в свободной стране и чувствовать себя людьми.

Как с Крымом? Там осталось столько всего — учебные заведения, научные учреждения, обсерватории КНУ и НАНУ…
Ну, что делать, это оккупация. Но слово «оккупация» также предусматривается временный характер. Я не думаю, что так, как сейчас, будет всегда.

Самая большая проблема с Крымом — это то, что многие преподаватели и студенты не хотят никуда переезжать, но хотят учиться или работать в украинских вузах. И мы ничем не можем им сейчас помочь.

Русская образовательная система — авторитарная, направленная на самоизоляцию. В ней нет места свободе слова, свободе собраний. Преподаватели не хотят так работать, студенты не хотят в ней учится. Кстати, студенчество вообще воспринимает оккупационные власти с большим скепсисом. Это крымское «правительство» старается изо всех сил завоевать приверженность студентов, но пока — безуспешно.

Секвестр бюджета и другие неприятности

Насколько вы довольны тем вариантом законопроекта о высшем образовании, который 9 мая в первом о чтении приняла Верховная Рада?

Сейчас уже подходит к концу работа по разработке сотен и сотен поправок, которые были предложены к этому законопроекту. Сравнительная таблица уже составляет более 500 страниц. Рабочая группа работает на полную мощность, как и в течение последних двух лет. В принципе, все развивается в правильном русле, и этот закон существенно изменит правила игры. А высшее образование, так или иначе, выставляет рамки для среднего — показывает, каким запросам должно соответствовать среднее образование для того, чтобы выпускники школ могли поступать в вузы, нормально там учиться и заниматься наукой.

Мы делегируем университетам очень много прав — они получат финансовую, академическую, организационную автономию. В частности, смогут открывать свои банковские счета, депозиты в банках и в значительной мере распоряжаться своими собственными средствами. Университеты не будут, как сейчас, стоять с протянутой рукой перед Госказначейством. Они будут знать, сколько у них есть денег на их банковских счетах, и тратить, сколько им нужно.

Сейчас у Госказначейства есть задолженность перед учебными заведениями?

Казначейство с лета находится в ступоре. Перед Харьковским национальным университетом им. Каразина задолженность, кажется, 8 млн, перед Донецким национальным университетом — около 6 млн.

Эти деньги формально у университетов есть, но на самом деле их нет, потому что государство была ограблена. Около 100 млрд было украдено, вывезено из страны Януковичем и его камарильей.

По состоянию на начало марта у Украины уже не было никаких денег в бюджете. По моему мнению, Янукович не планировал дальше управлять страной, у него для этого не было никаких ресурсов, планировал только бежать отсюда со своим награбленным имуществом. Возможно, уже тогда он намеревался сдавать Украину России, других объяснений нет.

Вероятнее всего, что Россия планировала вторжение в 2015 году. Препятствием стал Майдан.

От секвестра бюджета образование пострадало? Я знаю, что министерство воевало за надбавки для школьных учителей.

На самом деле, пострадало. Но основные статьи мы сохранили. Есть, добились, чтобы не произошло увеличение учебной нагрузки, сохранили государственный заказ в вузы, различные социальные статьи — например, бесплатные учебники.

А какие статьи пострадали?

Есть такая доплата — 20% для учителей и библиотекарей. Она до конца года будет выплачиваться не в полном объеме, а в пределах фонда заработной платы, «до 20 %». Средств не хватает, и если выплачивать по 20% — может случиться так, что в ноябре или в декабре не будет платить зарплату. Поэтому сейчас мы хотим выяснить, какие доплаты в регионах осуществляются фактически. Это касается местных бюджетов. Например, на Винничине они не изменились — это ровно 20%.

К вам не поступают жалобы на самодеятельность управлений на местах, которые ставят учебные заведения перед фактом, что денег нет, и надо сэкономить на чем угодно определенную сумму?

Нет, на областные управления жалоб, кстати, нет. Но у кого есть какие-то жалобы — можно писать мне на фейсбуке.

Вам, наверное, сотни людей ежедневно пишут на фейсбук?

Да, очень много. Но я стараюсь со всеми жалобами разобраться.

Я понимаю, что сейчас министерство сосредоточено на реформировании высшего образования, но, все же, что будет со средним? Сколько лет дети будут учиться в школе — 10, 11, 12?

Только 12 лет. Мы же хотим быть частью Европы — это значит, у нас должно быть концептуально подобные системы образования. Предстоит еще многое сделать для обсуждения различных изменений и нововведений с педагогами. Кстати, в конце мая мы собираем большую конференцию по вопросам средней школы. Прежде хотим выслушать педагогов. Постепенно начинаем работу над следующим законопроектом, «Об образовании».

И снова новые программы, новые учебники?

Школьные программы будут меняться, развиваться, по ним много вопросов. Но это не значит, что все будет снова переработано. Просто постараемся решить те проблемы, которые есть. Вы же знаете, какого качества учебники издавали — с грамматическими ошибками, идеологическим купюрами — и так далее, только сэкономить и что-то украсть.

Что касается учебников по истории, то одно из первых моих решений — вернуть в использование учебники, как были изданы до 2010 года, а затем запрещены Дмитрием Табачником.
Сейчас есть деньги на печать новых учебников?

Да, учебники будут печататься. Все ученики в школах получат новые учебники вовремя.

Возвращение к 12-летке состоится с нового учебного года?

Не думаю, что уже с нового учебного года. Надо все обсудить, спланировать и подготовиться. Я смогу точнее сказать летом.

Коррупция и люстрация

Как вашу деятельность воспринимают в министерстве?

Нормально воспринимают, без противодействия. Я не питаю иллюзий относительно того, что мы можем побороть коррупцию в отдельно взятой отрасли, потому что коррупция — это социальная проблема, связанная с уровнем экономики, с управленческими традициями. Мы можем перекрыть лишь какие-то известные нам схемы — как, например, с учебниками, защитой диссертаций, назначением на должности.

Вы имеете в виду, что учебники для печати теперь одобряет не Минобразования?

Да, мы создаем сейчас экспертное объединение, в которое войдут педагоги и люди, имеющие отношение к книгоизданию. Этим специалистам мы делегируем право работать с авторами и рукописями, присматривать за печатью школьных учебников, одобрять их к печати. Соответственно, министерство всем этим заниматься уже не будет, и, таким образом, ломаются все крупнейшие коррупционные схемы. Учебники для высшей школы одобрять к печати ученые советы университетов.

Многие из старой команды остался работать в министерстве?

С руководящего состава — немного. Некоторые просто сбежали, мы их даже никогда не видели. Несколько человек написали заявления после разговора со мной. Есть такие люди, которые не хотят увольняться, но во времена предыдущего министра зарекомендовали себя так, что работать в новых условиях наверняка не смогут. Мы должны разойтись.

Можете пример привести?

Например, Александр Удод — директор Института, занимавшийся учебниками и новыми методиками обучения (Института инновационных технологий и содержания образования — Прим. ред.) И не только он из этого Института.

Одиозная личность.

Да. Мы его отстранили на время проведения служебного расследования. Также, на мой взгляд, нынешний директор Института украиноведения Анатолий Чайковский не может дальше работать в нашей системе. Мы не будем мириться с украинофобией, как и любой другой «фобией».

А кто остался?

Подавляющее большинство людей, которые работали в министерстве — это нормальные, порядочные люди, которые ходят на работу и добросовестно ее выполняют. Министерство образования имело плохую репутацию из-за Табачника, но это не значит, что все работники — взяточники и коррупционеры.

Во времена Табачника много собственности министерства было приватизировано и сейчас она принадлежит каким-то мутным «фирмочкам». Вы уже изучали этот вопрос, что-то удастся вернуть?

Да, мы работаем с прокуратурой, с СБУ над этим вопросом. Табачник пытался приватизировать дома, принадлежащие министерству. Например, дом по улице Сагайдачного на Подоле.

Даже этот дом, где мы находимся сейчас, должны были приватизировать (речь идет о центральном зданим МОН на проспекте Победы — Прим. ред. ). Также другую недвижимость. Это фантастика просто. Министерство сейчас готовится к суду — у нас есть судебная перспектива отсудить этот дом на Подоле.

Кстати, будем переселять Украинский центр оценивания качества образования по их ужасного помещения в прекрасный дом на улице Коцюбинского. Когда я осматривал имущество министерства, пришел в этот дом и увидел, что он вообще пустой. Есть охрана, есть отопление, но никто там не работает. Думаю, его тоже собирались приватизировать.

Табачник работал в этом кабинете?

Да.

Вы здесь не находили никаких золотых батонов, старинных шкафов?

Нет. Насколько я знаю, вся эта мебель была здесь еще до Табачника. Один человек сказал мне, что надо все это выбросить и освятить помещение. Но, по-моему, это слишком.

Не стоит демонизировать клоунов

Вы себя комфортно чувствуете в новой должности?

Да, вполне.

В одном из интервью вы говорили, что предлагали на свое месте кандидатуры двух других людей. Кто это был?

Лилия Гриневич и Михаил Згуровский.

Но министром стали все же вы.

Были разные политические причины. Коллеги убедили меня, что я должен согласиться, поскольку такая ситуация, что просто надо не разговаривать, а взять ответственность и работать.

Так вам хотелось быть министром или не хотелось?

Ну, как вам сказать. Я человек университетская. То есть, я не планировал работать министром, но мне интересно. Знаете, у меня сейчас такой эмоциональный подъем. У нас хорошая команда, много надеемся сделать. И многие надеются на нас. Нет, я не могу сказать, что мне плохо.

А с вами обсуждали, вы министр только на переходный период, или, возможно, будете министром и в новом правительстве?

Нет, не обсуждали. Я думал об этом. Есть несколько версий, вариантов развития событий — будет наше правительство работать до президентских выборов или, возможно, до парламентских. Но в любом случае, в государстве большие проблемы с финансами, и это рано или поздно ударит по всему правительству. Мы можем менять правила игры в образовании, но не можем, например, вкладывать деньги в хорошие проекты, в которых нуждается наше образование. И это проблема, как и сокращение бюджетов. Рано или поздно накопится какая-то негативная энергия...

И кто-то скажет : «Квит лишил нас 20 %-х надбавок »?

Всякое может быть. Мы стараемся привлекать спонсорские средства, кстати, сейчас мы общаемся с нашими канадскими, британскими, американскими партнерами с тем, чтобы создать специальную программу углубленного изучения английского для нашего академической среды. Когда были проблемы со своевременными оплатой по ВНО — то есть, средства в бюджете были, но мы не могли вовремя получить их в казначействе, то Благотворительный фонд Рината Ахметова «Развитие Украины» помог на сумму 3,2 миллиона гривен.

Соскучились за Академией?

Конечно, я скучаю. Тут элемент стресса, потому что в университете мне было очень комфортно, и университетская жизнь — это и есть моя жизнь...

Я вычитала в вашей биографии, что вы — мастер спорта по фехтованию. Вас не заберут из министерского кресла в армию?

Не знаю. Если заберут — нет проблем. Я в хорошей физической форме, продолжаю заниматься единоборств. Но я 1965-го года, кажется, таких уже не призывают.

Последний вопрос не по теме. Вы, наверное, много времени проводили на Майдане? Какие у вас самые яркие воспоминания, переживания от него остались?

Я очень переживал, чтобы не погиб никто из наших студентов. И один, возможно, самый драматический момент, когда позвонила одна студентка ночью 11 декабря. В ту ночь был штурм, она плакала, говорила, что там много «Беркута», все наши ребята, студенты, перелезли через забор в окруженный Майдан. Хотя туда зайти или выйти можно было свободно.

Я спал, когда она позвонила. Тогда пришел в себя, оделся и поехал на Майдан со своим другом.

Было очень холодно, и я был в теплых женских колготках своей жены под джинсами. Просто надо было надеть что-то очень теплое, а эти колготки реально держат тепло. Но все равно было холодно. Затем появился азарт, мы согрелись, толкаясь с «Беркутом» и защищая Дом профсоюзов. Потом познакомился с людьми, которые были рядом.

Это прекрасные люди, там был священник, был киевлянин с военным опытом, который лучше понимал, как надо тактически действовать, было два человека, которые приехали рейсовым автобусом из Корсуня... Там были русские, возможно, москвичи — судя по произношению. Когда все кричали «Слава Україні! Героям слава!», Они сначала переглянулись между собой, а затем также кричали, и «Слава нації! Смерть ворогам!» Кричали, потому что надо было держать строй. Киевляне все время прибывали, мы рассекли шеренгу «Беркута» надвое и зажали их отдельно на обоих флангах.