Фейсбуки-инстаграммы полнятся недоуменными соплями либеральной интеллигенции. Диванная швабодалюбивая общественность в шоке – она ждала, что в Белоруссии все будет цветочно-бархатно: люди после выборов соберутся на площади, возьмутся за руки, споют песни, раздадут гвоздики «милиции с народом», картофельный фюрер убоится и сбежит в Ростов. А вот хер вам!
Судя по всему, возглавители девачковой оппозиции тоже находились во власти иллюзий относительно того, что власть, какой бы авторитарной ни была, не позволит себе в центре Европы устраивать кровавую бойню, потому что это, с их точки зрения, глупо. Хехе, а с точки зрения усатого отморозка глупо признать свое поражение и уйти, когда у тебя под ружьем тысячи зомби ваффен-СС, а у твоих противников – только бумажные браслеты и смартфоны. Я думал, что у девочек в белом есть профессиональная команда, которая понимает, что в день выборов кампания не заканчивается, а как раз начинается кульминационный акт. Но, видимо, я слишком переоценил вчерашних домохозяек. Как показали события последних двух дней, у команды Тихановской не было вообще никаких планов, и даже мало-мальского понимания, что их ждет в случае электоральной победы.
Ну, это в каком-то смысле даже очень хорошо. По крайней мере, у белорусов не будет глупых упований на лидеров, которые должны направлять, руководить и за все отвечать. Все, ребята, забудьте само слово «лидер». Светлана Тихановская – просто перепуганная баба, одно полушарие мозга которой думает о детях, второе – о муже-заложнике, о чем она вполне откровенно говорила и даже не раз. Мария Колесникова выглядит боевитее, психика у нее поустойчивее, но, давайте будем откровенны – тетенька, которая половину сознательной жизни жила в Германии, где играла на флейте… Что она может знать о реальной жизни, о политике, о политтехнологиях, о тактике и стратегии городской герильи?
Как она оказалась в команде Бабарико? Похоже, просто потому, что была подругой то ли самого банкира, то ли его сына Эдика. Гордится тем, что участвовала в мозговом штурме, в ходе которого команда Бабарико придумала символ – ладошки, сложенные сердечком. Было бы глупо ждать от нее, что она озаботится созданием резервного центра управления за границей на случай начала гражданской войны. Парадокс в том, что имей Маша профессиональное представление о том, во что она ввязывается, она бы точно не подписалась на всю эту суету. Но незнание – великая сила. Историю часто творят наивные дилетанты, совершенно не осознающие своей эпохальной роли.
Плохо то, что осознания реальности у нее и сейчас маловато. От ее видеообращений веет инфантилизмом и растерянностью. Вся эта демагогия о недопустимости насилия была уместна в качестве пропагандистской демагогии до дня голосования. Но сейчас дело решается не тонкими пиар-комбинациями. Механизмы уличной политики грубы, примитивны но действенны: у кого крепче яйца – тот и победитель. У кого больше и решительнее толпа – тот и прав. Маня, хватит жевать сопли и взывать к разуму картофельного дуче. Влезла в политику – должна быть мужиком, даже если носишь юбку.
Вероника Цепкало, супруга несостоявшегося кандидата в президенты Виталия Цепкало, самая адекватная из женского трио, все-таки при посольствах состояла вместе с мужем, о белорусской элитке кое-какое представление имеет. Поэтому 9 августа она благоразумно оказалась за границей. Бесхитростно проговорилась журналистам, что уехала проведать в Москву мужа и детей, потому что накануне дня голосования «у Объединенного штаба не осталось совместных мероприятий». Ага, ну, вы поняли – девочки дальше 9-го числа в принципе не заглядывали.
Короче, братья-белорусы, крутитесь теперь сами. Как Таракана прихлопните, ваши прекрасные амазонки вернутся и станут, взяв в руки бокал шампанского, произносить пафосные слова о свободе, как высшей ценности и достоинстве, как главном личностном ориентире. Но пока без них. Плохо то, что белорусам в принципе свойственен инфантилизм – не было у них за все три постсоветских десятилетия ни гражданских войн, ни политических кризисов. Склонность к насилию имеют те общества, которые с ним ранее не сталкивались. Почему в Грузии и Армении цветные революции происходили так образцово-мирно? Да потому, что в 90-е годы и грузины и армяне очень много воевали. И это вырабатывает некоторую культуру разрешения конфликтов, когда обе стороны знают, чем грози обострение и желают обойтись без стрельбы и обгорелых трупов.
Белорусское общество имеет подростковое сознание. Как известно, именно в пубертатный период индивид более всего склонен к насилию в межличностных отношениях и принятию угрозы насилия в качестве аргумента. Это создает тот фон, на котором менты сегодня бессистемно и со звериной жестокостью избивают не только участников уличных протестов, но случайных прохожих, включая женщин и детей. Белорусской элите кажется, что господство можно утверждать так же, как это делает дворовый гопник, сколотивший банду из пяти отморозков и наводящей ужас на весь микрорайон. Просто она еще никогда не сталкивалась с ответным насилием и потому привыкла считать всех своих недоброжелателей лохами и терпилами, а население – быдлом.
Теперь, собственно, о ментах. Многие искренне недоумевают – почему они такие нелюди? Дескать, они же давали присягу народу, должны защищать закон, а не беззаконие, бла-бла-бла. Эти представления не имеют ничего общего с реальностью. Для лучшего понимания давайте сравним психологию армейского и омоновского офицера. Вроде бы и тот, и другой – вершители насилия, причем военные имеют в своем распоряжении гораздо более смертоносное оружие, которое бестрепетно применяют в отношении врагов, а в распоряжении омоновца обычно только резиновая палка. Но есть нюансы.
Армейцы имеют дело с равным если не по силе, то по статусу соперником. Они осознают, что в любой момент могут получить ответку. С одной стороны, уже одно это заставляет уважать противника. С другой – по умолчанию действуют писанные и неписанные правила ведения войны, у которых единственное предназначение – не превратить боевые действия в кровавую бойню. XX век, конечно, сильно дегуманизировал профессию военного, но какие-то представления о чести и морали все же сохранились. Поэтому даже сейчас у военных не принято бомбить госпитали, есть традиция устанавливать режим прекращения огня по праздникам и перемирия для похорон, обмениваться пленными и телами убитых. Немотивированно убивать мирное население считается моветоном. Если есть возможность организовать гуманитарный коридор, по которому гражданские могут покинуть зону боевых действий, военные обязательно ею воспользуются. И самое главное: для военного образ врага – это всегда чужой, пришлый, инородец.
Для карателя противник – всегда внутренний враг. Проще говоря – население. Этот враг всегда априори слабее, часто вообще безответен. Терпила, короче. И если мент десятилетия имеет дело лишь с многочисленными, но забитыми холопами, у него волей-неволей разовьется комплекс сверхчеловека. А теперь представьте, что власть воспринимает карателей не просто как верных псов, которые порвут любого в надежде на ласку и кусок мяса из рук хозяина, а превращает их в новую силовую аристократию, стоящую над законом, над моралью и прочими нравственными рудиментами.
Быдло становится для них не только лохами, над которыми гопники в погонах должны постоянно демонстрировать свое превосходство, чтобы удерживать стадо в страхе, но и источником дохода. Доход извлекается как напрямую (поборы, взятки, рэкет, коммерческие (заказные) уголовные дела, рейдерские захваты), так и опосредованно. Например, сфабриковал дело о террористической группировке, посадил десяток подростков – и вот тебе премия, орден на грудь, звезды на вафли и новая должность, позволяющая извлекать еще больше выгод из своего положения. То, что наивные обыватели называют словом «народ» для силовиков вовсе не объект защиты (защищают они только Хозяина и свою опричную корпорацию), а расходный материал. Они – сверхчеловеки, вы для них – дерьмо.
В соответствующем ключе психика рекрутов деформируется с того момента, когда еще несформировавшиеся умственно и нравственно подростки надевают курсантские погоны. Да, отсев довольно большой. Не все готовы к 20 годам становится патентованными мудаками. Многие увольняются из органов в первые годы службы после выпуска, столкнувшись с шокирующей действительностью, которая слишком кошмарна даже для тех, кто прошел мясорубку и зомбирование в институтах МВД. Я имел знакомство с бывшим ментом, переквалифицировавшимся в адвоката, который уволился после того, как ему пьяный начальник приказал лично пытать ребенка. Хотя до этого он спокойно отработал два года следователем, и его нисколько не смущали крики истязаемых из соседнего кабинета. В общем, будьте уверены, если перед вами мент или гестаповец в майорских погонах – ничего человеческого в нем уже нет по определению. Мусор – это выродок, маньяк, убийца с лицензией на отстрел лошья. Вы для них – кормовая база.
Но есть еще одно существенное, я бы сказал, определяющее отличие мусора от военного. Нет, дело вовсе не в том, что каратели получают гораздо больше денег и привилегий от Хозяина, поскольку они гораздо более ему нужны. Военные менее предрасположены рвать жопу за власть не только потому, что психологически им трудно воспринимать мирное население в качестве объекта атаки. Дело совершенно в другом. Всякий армейский офицер осознает свою необходимость любой власти. Всякий политический режим, что диктаторский, что демократический, нуждается в вооруженных силах. Да, смена власти всегда означает перестановки в высшей военной верхушке, но они не затрагивают 99,9% представителей офицерского корпуса.
У военных есть возможность трансферта своих услуг, причем этот трансферт происходит по умолчанию. Примерно таким образом в 1917 г. Генеральный штаб императорской армии в полном составе перешел в распоряжение временного правительства, в то время как жандармский корпус, прокуратура, судебные органы, тюремная стража и полиция прекратили свое существование. Точно так же большевистский переворот не списал золотопогонников в утиль. Те генштабисты, что пожелали остаться на службе, остались, перед ними даже открылись новые карьерные возможности. Именно благодаря тому, что в их распоряжении остался организационный потенциал Генштаба, большевикам удалось буквально в течении нескольких недель сформировать Красную армию. До этого максимум их достижений – недисциплинированные и совершенно небоеспособные в линейном сражении красногвардейские отряды, по сути – полууголовные банды.
Так что вполне логично, что командиры полков и батальонов, как бы он не любили Путина или Лукашенко, точно не собираются брать штурмом восставшие города, будь то Хабаровск или Минск. Во-первых, лейтенанты и сержанты за ними не пойдут – им-то какой интерес рисковать своей жизнью? Во-вторых, ну, будет вместо Лукашенко Бабарико, вместо Путина Навальный – им по большому счету все равно, они при своих останутся в любом случае. Более того, именно страх замазаться в активной поддержке старой власти в условиях острого политического кризиса, когда не ясно, чья возьмет, всегда будет фактором, объясняющим пассивность армии. Кому за 40 сейчас дружно вспомнили август 19991 г. в Москве. Генералы на совещаниях будут смотреть на диктатора преданными глазами и клятвенно заверять, что никогда его не оставят, но вернувшись в свои штабы, будут лишь имитировать бурную деятельность, тупо выжидая, чья возьмет.
Для карателей же трансферт услуг невозможен по определению. Ветераны вермахта, прошедшие через сито денацификации, продолжили служить и делать успешные карьеры в бундесвере ФРГ или народной армии ГДР, но эсэсовцы, гестаповцы, и прочие сотрудники СД за редчайшим исключением оказались не только на обочине жизни, но стали пожизненно гонимыми. Бывало, что конвой приходил и за благообразными пенсионерами, стригущими газоны у себя на даче, если вдруг всплывали факты «некрасивых дел», которые бывшим карателям удавалось скрывать десятилетиями. Карателям, потерявшим Хозяина, всю оставшуюся жизнь приходится жить в страхе.
Страх – эффективный стимул. Он несоизмеримо эффективнее денег. Поэтому те дурачки, что думают, будто омоновцы, не получив вовремя зарплату, не пойдут убивать несогласных за идею, ошибаются. Каратели – очень идейные люди, можно сказать, фанатики. Их идея – коллективная защита своей жизни и своего доминирующего положения над быдлом. Они бестрепетно прольют реки крови (вашей, не своей), если перед ними будет брезжить призрачная надежда даже не победить, а хотя бы удержать позиции диктатуры. Ночь простоять, да день продержаться – вот их лозунг.
Поэтому раздача им цветочков, апелляция к офицерской чести (ой, не смешите меня!), увещевания не стрелять в толпу, где могут быть их дети, родители – все это на той стадии гражданской войны, которая уже идет в Белоруссии, не работает от слова «совсем». Единственный мотиватор для этих нелюдей – страх. Да, они боятся потерять свое доминирующее социальное положение в случае краха диктаторского режима. Для сверхсущества, привыкшего ощущать себя богом, стать обычным человеком… да сама мысль об этом является для погонно-плечевой особи пыткой! Но еще больший страх вызывает у них неотвратимость расправы. Как только восставшие начнут убивать этих бешеных псов, одновременно предлагая капитуляцию в обмен на сохранение жизни (не свободы, а хотя бы жизни) – только это заставит их отказаться от борьбы за спасение фашистского режима.
Как ни парадоксально, но решительное и безжалостное насилие в отношении карателей на начальной стадии войны поможет предотвратить в Белоруссии массированную бойню, которую уже крайне трудно будет остановить, если маховик гражданской войны окажется раскручен. За примерами далеко ходить не надо. Румынская революция 1989 г. унесла порядка полутора тысяч жизней, из которых 90% пришлось на представителей карательных органов, коих вырезали просто по спискам без каких-либо разбирательств. А вот в Югославии десятилетие длилась гражданская война, в ходе которой погибли уже десятки тысяч, не говоря уж о сотнях тысяч беженцев и больших разрушениях. Другой пример, когда из-за слабости оппозиции гражданская война переросла в фулл-формат – Сирия.
Согласитесь, для этой страны было бы счастьем, если бы агрессивная толпа в 2011 г. ворвалась в дворец Асада и порвала в клочья всех, кто там находился и носил погоны, а в течении недели повстанцы отловили и забили насмерть всех тамошних гестаповцев, проволочив их окровавленные тушки по улицам городов. Да, это выглядело бы неаппетитно, было бы проявлением средневековой дикости и вызвало бы осуждение чувствительной западной интеллигенции. Но тот ад, который там творится уже почти 10 лет – не хуже ли это в тысячи раз самой жестокой расправы над псами, охраняющими трон?
Венесула – в ту же копилку. Жертвами насилия, хаоса и голода стали уже десятки тысячи мирных граждан. Пять миллионов беженцев создали большие проблемы соседним странам. Если бы вместо слизняка Гуайдо вождем оппозиции оказался какой-нибудь кровавый маньяк, поведший массы на президентский дворец, то погибли бы сотни мирных протестантов. После озверевшая толпа растерзала бы и Мадуро, и тысячи его защитников. Но кровавая баня длилась бы от силы несколько дней, и в результате страна получила бы шанс на возвращение к нормальной жизни. А так Венесуэла просто превратилась в Сомали. Хотя, нет,аналогия довольно бледная. Венесуэла на сегодняшний день - самая большая зона гуманитарной катастрофы на планете.
Я могу привести еще много примеров, когда решительное и кровавое насилие – это самый гуманный способ решения проблемы. Но, полагаю, мои усилия совершенно излишни. Омоновское зверье в Белоруссии доводит эту мысль до людей гораздо более доходчиво, чем я. И те быстро взрослеют. Надеюсь, что белорусское восстание победит с минимальным количеством трупов, и что большинство трупов будут в черной форме зондер-ментов.
P. S. Все же для полноты картины дополню. Пожалуй, последний шанс разрешить противостояние в Белоруссии в пользу восставших "бархатными" стредствами дает феминизация протеста. Если днем на улицу выйдут десятки тысяч граждан, и впереди будут идти женщины (примерно так было в Киргизии), это способно демотивировать даже лукашистов. Но, повторюсь, я не пытаюсь давать из своего далека советов, тем более приказов. Решать самим белорусам.