В общем, было бы неплохо, если бы руководство операцией перешло к военным, поскольку по всем признакам то, что происходит на Донбассе – это война. Главное, из-за чего тут переживают, – чтобы не было дублирования команд и вертикали управления военной операцией. Потому что если это война, то ее должны вести военные, а все остальные структуры в плане проведения операции должны подчиняться им. Таким образом, станет проще достигать военных целей.
Как на Донбассе относятся к миротворческой миссии? Это зависит от того, как ее трактовать. Российский сценарий неприемлем: миротворцы на линии разграничения просто зацементируют этот конфликт на годы, а, возможно, и на десятилетия. То, что предлагаем мы и некоторые европейские страны, – расположение миротворцев по всей временно оккупированной территории, включая границу с Россией. И насколько мы видим, Россия не хочет это воспринимать и внедрять. Поэтому мы в патовой ситуации.
Я знаю многих военных, которые говорят: «Давайте мы наденем голубые каски и шлемы и дойдем до границы». Ведь лучшими миротворцами в этой ситуации на самом деле являются наши военные – именно они принесут настоящий мир этой территории.
Внедрение миротворческой миссии – это дискуссионный вопрос. Несмотря на все попытки Украины продвинуть эту идею, несмотря на то, что несколько стран уже согласились задействовать своих военных, ни одной резолюции ООН по этому вопросу нет. А это значит, что вопрос не решен и лежит в плоскости дискуссии.Военные относятся к миротворческой миссии по-разному. Они прежде всего военные, а потому выполнят любое задание от командования: поставят готовиться к миротворческой миссии, значит будут готовиться, поставят идти вперед, значит пойдут, поставят стоять на линии разграничения – значит будут стоять. Все таки это армия, а не группа неуправляемых подразделений.
Возможно, миротворческая миссия не вступит в действие никогда. Для нас этот вопрос является жизненно необходимым, ведь мы понимаем, что воюем с Россией опосредованно. Это так называемая proxy-война, которую Россия ведет российской техникой, российскими деньгами и российскими информационными средствами на украинской территории.
У нас просто нет всех ресурсов, чтобы идти в наступление на боевиков, резервом которых является почти миллионная российская армия. Именно поэтому мы говорим о миротворческой миссии, которая, возможно, остановит войну и сделает возможным постепенное возвращение этой территории в состав Украины. Россия этого не хочет, а потому все украинские предложения переводит в плоскость дискуссии.
Для России разговоры о миротворцах – это такая же политическая игра, как Минские соглашения. Мол, мы готовы к миру, но давайте обсуждать. Нам подходит это и не подходит то, но давайте обсуждать.
Такое обсуждение может длиться годами и десятилетиями. И в течение этого времени наши ребята будут стоять на линии разграничения и погибать от пуль боевиков, пока Россия не согласится на приемлемый для нас вариант.
И мы готовы к этому – не готова Россия.