Чтобы вписать себя в это прокрустово ложе, националистам приходилось становиться имперскими в попытках поженить разновидовое.
В итоге весь «нелиберальный» лагерь в России в своем отношении к Украине делился на три группы. Самыми жесткими и непримиримыми стали имперцы. Те, кто отрицал «украинцев» как явление, считая их «испорченными русскими». Те, кто призывал Украину завоевать и перевоспитать.
Во втором лагере оказались «советские». Те, кто рассуждал о том, что Украина – братская, которая заблудилась и обманулась. И что задача Москвы – помочь Украине снова стать «белоруссией». Которая понятна, подконтрольна и беспроблемна. Они даже были готовы сохранять осколки национального – если это самое национальное не выходит за пределы шароварщины и вареников.
В третий лагерь ушли те, кто готов был признать, что Украина потеряна, но при этом считал ее чем-то вроде чемодана с вещами. В котором есть «русское» и «нерусское». И что Украину можно и нужно отпустить, забрав перед этим из ее тела то, что ей исторически не принадлежит.
Ирония в том, что до Крыма многие адепты этих трех групп были вполне себе оппозиционны к Кремлю. Их ситуативный союз с либералами выливался в уличные протесты и совместные поездки в РОВД на милицейских автобусах. С властью их примирила только аннексия полуострова и вторжение на Донбасс. В тот самый момент, когда либералы упрекали Владимира Путина в том, что он излишне Путин, националисты сокрушались, что он недостаточно Путин.
Аудитория националистических сайтов собирала деньги на боевиков и самостоятельно пополняла их ряды. Писала восторженные тексты про «новороссию» и пророчила реванш. Крым оказался точкой объединения шовинизма любого разлива: в одном идеологическом окопе оказались имперцы, сталинисты, националисты и антизападники.
Но государственному Змею Горынычу не нужна внесистемность. Ему не нужны искренние союзники. Особенно, если они при этом претендуют хоть на какую-то – пусть даже символическую – независимость образа мыслей. И в этом смысле видна разница между каким-нибудь Прохановым и идейным русским националистом. Первый вписан в официальную вертикаль и служит ее неофициальным глашатаем. Он безыдеен до стерильности – и готов быть публичным адвокатом любых колебаний власти.
В тот момент, когда Кремль устал от своих попутчиков, он запретил сайты русских националистов. Не помогла лояльность трехлетней давности: оказалось, что «посткрымский консенсус» должен быть не по поводу самого полуострова, а по поводу власти вообще. И если ты решил порефлексировать – то тебя вычеркивают из списка.
И это еще одно подтверждение: у Москвы нет идеологии, кроме лояльности. Послушание и подчинение. Искренность вредна и наказуема.