Баталов, Гамсун и бесчестие
Я не хотел писать ни слова о смерти российского актера Алексея Баталова – не потому, что не стремился равнять его вклад в кинематограф с отвратительной политической позицией и словами в поддержку аннексии Крыма, а просто в память о собственном детстве. Я понимал, что смерть Баталова вновь разделит российское и украинское общества. Что украинцы будут вспоминать о лживых словах, которыми актер испортил и свой некролог, и свою биографию. А россияне будут воспринимать эти баталовские слова в поддержку режима и его действий в качестве естественной кульминации всего творческого пути любимого артиста – ну что еще мог сказать народный артист Советского Союза, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственных премий? Герои Соцтруда и существуют для того, чтобы поддерживать любые деяния власти. Единственный из них – трижды Герой Андрей Сахаров – посмел осудить преступный режим своей страны, так его быстро лишили всех наград.
Так что меня не беспокоило это разделение. Я просто рассчитывал на то, что российские либералы в момент смерти Баталова просто промолчат – как я. Просто дадут возможность человеку предстать перед Божьим судом без своих охов и вздохов. Не смогут поддержать жесткость оценок украинского общества, но и не станут потакать елею и лжи собственных соотечественников. Иногда – в особенности перед лицом смерти – лучше молчать, чем говорить.
Но российские либералы разучились молчать. Они все время говорят без остановки, как заведенные, оправдываясь то перед украинцами, то перед россиянами, не зная, какую позицию им занять, пытаясь и не солгать, и не сказать всей правды. Обидной правды, конечно. Я понимаю.
Именно поэтому мне приходится писать эти строки. Они не о Баталове, а о великом норвежском писателе Кнуте Гамсуне. В 83 года этот гений поддержал гитлеровскую оккупацию своей Родины. Ничего страшнее в истории норвежского народа просто не было. Когда окончилась война, Гамсуна отправили в психушку – норвежцам очень хотелось думать, что он сошел с ума, но ужас в том, что он был совершенно нормален. Именем Гамсуна в Норвегии не называют ни школы, ни улицы, нет посвященных ему музеев, его юбилеи празднуются скрепя сердце – и это при том, что нет на свете норвежца, сердце которого не замирало бы при чтении этих прекрасных и грустных книг.
Разве Гамсун был единственным коллаборационистом? Конечно, нет. Но он был великим коллаборационистом, он был солью земли. Ответственность таланта во много раз выше, чем ответственность услужливой посредственности. Предательство Квислинга ничто по сравнению с предательством Гамсуна. Не имеет никакого значения то, что говорит Аксенов и говорит Поклонская. Имеет огромное значение то, что аннексию Крыма поддержал Баталов. Поступок Поклонской – выбор корыта. Поступок Баталова – предательство собственного таланта, призванного быть гуманистическим инструментом очищения человеческой души. А очищение человеческой души не может быть оправданием войны, смерти и лжи. Такое не прощается – ни на этом свете, ни на том.
Проблема русской интеллигенции – в том, что она не видит собственного будущего, хотя все уже было. Улица Горького потому и называется опять Тверской, что великий писатель предал свое творчество, стал певцом ГУЛАГа и инструментом ОГПУ – и даже в годы полуправды 90-х ему не смогли простить этой нравственной деградации. С теми, кто дал себя использовать или с готовностью пошел служить режиму в самые черные для России годы, произойдет то же самое. А вот много ли вспомнит о каком-нибудь Федоре Бондарчуке или о Захаре Прилепине? Разве не забывают о таких людях еще до того, как они старятся? А вот о Баталове – вспомнят. О Табакове – вспомнят. О Юнне Мориц – вспомнят. Вспомнят, как только рухнет режим, который украл Крым, устроил войну на Донбассе, лишил жизни и крова тысячи людей.
Вспомнят потому, что именно эти – и многие другие уважаемые ранее и своими соотечественниками, и нами самими люди – должны были спасать честь своего народа, честь России.
Но что они выбрали?