В 1962-м году 72% жителей Сингапура проголосовали за вступление в Малайзию на референдуме. А уже спустя три года парламент Малайзии исключил новоприобретенную территорию из состава государства, подарив Сингапуру независимость.
Причина была в том, что Сингапур размывал однообразие метрополии. Он, населенный китайцами, создавал электоральную диспропорцию в Малайзии. До присоединения Сингапура в стране было 50% малайцев и 25% китайцев.С Сингапуром доля последних доходила до трети населения, снижая «титульную нацию» до менее чем половины населения. В итоге Малайзия предпочла с Сингапуром «развестись» – и спустя пятьдесят лет оба государства себя чувствуют довольно комфортно.
Этот пример могли бы водрузить на штандарты противники возвращения полуострова. Те самые, которые есть не только в России, но и в Украине.
В случае соседей ничего удивительного нет – для российского коллективного бессознательного государственное величие напрямую связано с квадратными километрами. Эти настроения улавливают и местные оппозиционные политики, которые предлагают провести в случае своей победы «новый референдум». И раз за разом намекают на то, что «просоветский Крым» для новой Украины будет лишь обузой.
Причем у этих людей есть сторонники и в Украине. Все те, кто пишут, что нет смысла строить общее будущее с теми, у кого иная картинка этого самого будущего. Все те, кто убеждены, что сшивать разорванное и склеивать разбитое бессмысленно и бесперспективно.
Но «сингапурский прецедент» – при всей своей внешней тождественности – никак не может служить образцом. Этот сценарий стал возможным как результат внутреннего консенсуса. Сингапур никто не отторгал силой из состава Малайзии. Его новый статус не был итогом внешней стратегии на уничтожение малайзийской государственности. Он не сопровождался нарушением международного права, военной интервенцией, аннексией и оккупацией.
А особенность Крыма как раз в том, что он не попадает ни под одно известное геополитическое лекало.
В послевоенной истории нет примеров, на опыт которых можно было бы опереться. В этом и состоит прецедент полуострова – после Второй мировой в мире произошло лишь семь аннексий, но ни одна из них не дает готовых рецептов. Крымский прецедент оказался шире самого полуострова. Вся история операции по смене флагов – это настоящая мина замедленного действия под международное право.
Если закрыть на него глаза, то получается, что всем можно все. Включая силовые сценарии для любой спорной территории. Которых по всему миру хватает с избытком.
Кто-то возразит, что международное право уже умерло, и Крым лишь подтвердил этот факт – и будет неправ. Потому что жизнеспособность международного права измеряется не исключениями, которые время от времени случаются. Оно измеряется тем, что все эти исключения за последние 80 лет можно пересчитать по пальцам двух рук.
И потому вопрос Крыма – это не просто дискуссия о том, что первично: территория или люди. Вопрос Крыма – это краеугольный вопрос о том, каким будет весь 21-й век. Москва может думать, что полуостров сегодня принадлежит России. На самом же деле Крым после аннексии стал принадлежать всему миру. Хотя бы потому, что от судьбы региона этот самый мир сегодня зависит как никогда.