Российские СМИ долго и яростно убеждали свою аудиторию, что Дональд Трамп – самый пророссийский президент из возможных. Что именно его победа будет означать новое окно возможностей для сотрудничества Москвы и Вашингтона. Но проблема любых завышенных ожиданий именно в том, что они завышенные.
Это история про оптику. Когда Москва смотрит в зеркало, то видит там сверхдержаву. Она видит в отражении империю, достойную того, чтобы сидеть в мировом президиуме и решать вместе с другими сверхдержавами судьбы мира. Вдобавок она искренне убеждена, что ее судьба – быть равной остальным: по степени влияния, авторитета и значимости.
А с точки зрения остального мира, Россия – не более чем региональный игрок, способный быть полезным в решении локальных задач. Примерно такой же как Турция, только с ядерным боекомплектом. И все амбиции Москвы на участие в решении вопросов, с нею напрямую не связанных, вызывают недоумение. Более того – в мировых столицах вызывают недоумение и попытки Москвы определять будущее тех стран, которые ее окружают. Как, например, Украины.
Именно эта разница между собственным самоощущением Москвы и тем, как ее видят мировые столицы, становится причиной жесткой фрустрации в Кремле. Которая время от времени прорывается в публичных выступлениях первых лиц России.
И главная претензия к администрации Обамы в Кремле была точно такой же – обида за нежелание признать Москву «равной». Обида за то, что Украина в Вашингтоне воспринимается как независимое государство, имеющее право само определять свое будущее. А не как «сфера влияния» России, на которую Кремль имеет полное и никому не подотчетное право.
И всякий раз, когда в западных столицах проходят выборы, Москва ждет, что на них победят люди, готовые признать Россию «равноценным партнером». Игроком, имеющим право на собственную сферу влияния. Страной, способной общаться с грандами на равных. Государством, имеющим право голоса в вопросах, которые касаются других.
И победа Дональда Трампа транслировалась в Москве как торжество сил, готовых смотреть реальности в глаза. Как победа лагеря, признающего за Кремлем право определять будущее бывших колоний. И уж коли у Кремля есть такое право, то сохранять санкции, введенные за «принуждение к лояльности» своенравной соседней республики, неблагоразумно.
Но теперь Трамп говорит о том, что санкции и правда могут быть отменены. Но – в обмен на ядерное разоружение.
И это звучит лишь как еще одно подтверждение того, что Вашингтону от Москвы нужно не «равноценное партнерство» и не «совместное политбюро», а лишь сокращение потенциальных рисков, которые несет в себе ядерный боезапас Москвы. Что санкции готовы отменить не потому, что они изначально ошибочны, а лишь разменяв их на очередную порцию уступок от Кремля.
В этом и состоит проблема Москвы. Она может сколько угодно надеяться на то, что «западные партнеры» признают ее равной себе. Но всякий раз она обречена сталкиваться с тем, что в глазах всего мира Россия – лишь небольшая по значению и влиянию страна, главным содержанием которой служат углеводороды и ядерное оружие. И все, что она может предложить западным столицам, лежит в плоскости ядерного разоружения.
Должно быть, это чрезвычайно обидно.