Киборг Евгений Турчак: "Бесит, когда бойцы возвращаются домой и думают, что им все теперь должны. Это не так. Я всем говорю: вернулись домой – идите на работу"
Во вторую годовщину защиты Донецкого аэропорта, боец легендарной 95-й бригады, киборг Евгений Турчак (позывной "Жора"), рассказал УНИАН, как происходила оборона ДАПа, что раздражает в мирной жизни, и почему он никогда не наденет свой орден "За мужество".
Два года назад завершились бои за донецкий аэропорт, которые стали одной из самых мрачных страниц украинско-российской войны. Оборона ДАП длилась 242 дня и эта битва уже навсегда вписана в новую историю Украины. Бои за ДАП начались в мае 2014, и продолжались практически до конца января 2015 года.
13 января, в результате постоянных обстрелов, упала диспетчерская вышка аэропорта. В течение нескольких дней после этого были взорваны все оставшиеся конструкции. По официальной версии, силы АТО покинули ДАП 21 января 2015 года. Точное число погибших под обломками украинских военнослужащих до сих пор не известно. Десятки бойцов после обвала попали в плен к боевикам…
Именно ДАП сформировал у большинства украинцев уважительное отношение к нашей армии, дав стране новых героев – «киборгов». С одним из них – бойцом легендарной 95-й отдельной десантно-штурмовой бригады Евгением Турчаком (позывной «Жора») пообщался УНИАН.
На войну вы пошли в марте 2014 года, много где были и много что видели еще до аэропорта. Каким ДАП был для вас, это была другая война?
В аэропорту мы были с середины октября до начала декабря 2014 года. Да, до ДАПа у нас, 95-й бригады, была совсем другая война, и нам было, с чем сравнивать. Наступательная война очень сильно отличается от оборонительной, поэтому ДАП не был таким, чтобы прямо «ух»! Особенно, если вспомнить, как Степановку, Попасное, Лисичанск штурмовали.
Для меня война всегда состояла из, скажем так, какой-то доли профессионализма (хотя им там и не пахло, просто что-то умели и постепенно учились), но в большей мере – фарта. И вот до ДАПа фарта было намного больше, чем в ДАПе. В ДАПе ведь что? – Сидишь и обороняешься.
Понятное дело, военную смекалку тоже проявлять нужно было, да и учились там воевать совершенно по-другому. Ведь мы там воевали и с сепарами – местными «трактористами и шахтерами», и с русскими, и с чеченцами. И у всех у них были совершенно разные подходы к войне.
В принципе, мы могли уже за 5-10 минут штурма определить, кто именно штурмует. Если артподготовка так себе – это, скорей всего, сепары, а, значит, можно не напрягаться. Когда русские шли, было уже посложнее, ведь они плотнее артиллерией крыли. Чеченцы вообще интересно воюют – сами под свою артиллерию лезут…
Я к чему это веду – в ДАПе для меня было не так страшно, как при штурме чего-то. Но интересно. Там уже «творчество» шло. К примеру, сидишь, смотришь: с востока работает вражеская артиллерия. Ты гипсокартонном накрылся, взял с собой тепловизор и полез смотреть. Прикидываешь: если артиллерия работает с востока, наши ее кроют, значит, противник будет уходить по открытой местности в этом направлении. И, пока артиллерия работает, нужно быстренько туда проползти, залечь и ждать, когда противник начнет бежать, так их можно уже по одному отстреливать.
Помните ваш самый длинный бой в ДАПе? Как долго он шел?
Сутки где-то. Это был не постоянный штурм. К примеру, противник наступает, наши пулеметчики работают, артиллерия наша работает, валит их, и они, понимая, что ничего не получается, отходят. Где-то полчаса перерыв, а потом уже их артиллерия накрывает старый терминал (мы в новом были), или танки выезжают. Мы понимаем, что сейчас к нам перекинутся. Потом они перегруппировываются, заходят опять на штурм, опять мы им наваляли, опять они отошли, полчаса-час - перерыв. И вот так круг за кругом…
Аэропорт защищали люди самых разных профессий, от учителей до менеджеров. Помните, кто стоял рядом с вами плечом к плечу?
Там не было профессиональных военных. Вот даже если взять наш разведвзвод, со мной был один парень из села, Валера «Изолента». Может, нельзя так говорить, но типичный алкоголик. Мы его называли антиснайпер, хотя в аэропорту он вмазанным ни разу не был. Или еще один паренек из села, позывной «Амур» – у него сейчас, кстати, киборг-массаж – пулеметчик. В его БТР мина прилетела, БТР сгорел, ездить стало не на чем, поэтому он с нами в аэропорт отправился…
Ваня «Юнга» – выпускающий редактор с «1+1». А повар наш, позывной «Кок» - боевой пацан, 52 года, вообще был из «Партии регионов». Поехал воевать, потому что для него «Партия регионов» и Россия – это были разные вещи.
А больше всех мне запомнился «Леший». На тот момент ему было 21 или 22 года. Он закончил военную кафедру, по факту, «пиджак» (типичный работник офиса, - УНИАН). Но началась война, пошел по мобилизации, младший лейтенант. Так вот, он полностью командовал обороной нового терминала. Хотя там были и капитаны, и майоры, но все замыкалось на нем.
Приходилось ли вам застать в ДАП так называемое перемирие, когда «орки» особенно лупили по аэропорту?
Когда объявили перемирие, мы вышли из аэропорта на ротацию в Пески. Нам волонтеры привезли новый прибор для корректировки огня артиллерии, и мы с Ваней «Юнгой» пошли на «Небо» (корректировочная позиция в Песках) его испытать. Только поднялись, начался обстрел: минометка стреляет, а КПВТ (станковый крупнокалиберный пулемет, - УНИАН) прикрывает, чтобы мы не могли скорректировать, где минометка стоит. Ваня только голову поднимает, и нам тут же «прилетает».
В общем, не испытали мы этот прибор, по-старому лупанули «по улитке» (способ корректировки огня, – УНИАН). И тут я слышу по-нашему ВСУ-шному эфиру: «Перемирие». Какое, нафиг, «перемирие», если тут так лупят? Так что первое «перемирие» я запомнил на всю жизнь.
Можно ли как-то психологически настроиться перед боем? Есть ли у вас совет для, так сказать, необстрелянных бойцов?
В самом начале я думал, как же себя в первом бою поведу, ведь может просто переклинить. Самый первый бой у меня прошел нормально, вообще ничего не понял. Откуда стреляли, туда и я стрелял. Ни сепара, ни москаля не видел. Только понял, что меня не клинит.
Был у нас один боец - худой, каска на нос постоянно падает – ну, куда его в армию, как на него положиться? А такие чудеса в бою творил… Красавчик! Поэтому, просто взглянув на человека, не поймешь, кто как себя в бою поведет. И сам не поймешь, пока не попробуешь.
На сегодняшний день уже есть несколько книг и фильмов об обороне аэропорта. Что вы думаете о таких способах рассказать людям о ДАПе?
Я считаю, что фильмы нужно делать художественными. Надоела документалистика, серьезно. И вообще, аэропорт – это очень распиаренное место, потому что туда был доступ журналистам. Я согласен, что в Украине должны быть свои новые герои, не советские, но уже так пиарить…
Вот ту же Степановку взять – там было намного страшней. Но там было правильное командование, штатное расписание, командиры были с нами, разведрота работала по назначению. Там война была правильная, с точки зрения ведения боевых действий, а в ДАПе все было по-другому, хаотично. Командиры - одни, вторые, третьи… Тут вроде бы есть майор, который должен командовать, но вместо него командует какой-то младший лейтенант или сержант. Это неправильно и непонятно.
После того, как вы видели все эту хаотичность, и потом вернулись домой, было ли желание, встретиться с руководством Генштаба, к примеру, и спросить с них?
Смотрите, какая была ситуация. Я ни в коем случае не виню командование Генштаба за ДАП. Тут, скорее, нужно винить командование страны за то, что его вовремя не отдали. Наверное, была политическая составляющая такая, что нельзя было его отдавать, но политика – это не моя тема. Нужно было или отдать, или по-другому воевать в аэропорту тем, кто там в конце был.
Я просто помню, как мы его держали. Было два входа в подвал с нового терминала, с наших позиций. Один мы заложили и возле него всегда был наш пулеметчик, чтобы никто не мог поднялся наверх. Второй вход в подвал (хотя он был со стороны сепаров) был всегда открытый, потому что мы через него спускались вниз.
Сепары, как правило, заходили, разминировали то, что мы поставили, ставили свое, пробовали к нам подняться. Мы же, как только снайпер со второго этажа передавал, что кто-то входит в подвал, сразу кидали «эфки» вниз (у нас были дырки в полу), начиналась зачистка.
Дальше, мы спускаемся группой вниз, в подвал, разминируем свое, что сепары не сняли, то, что они заложили, тех, кого «эфкой» убило или ранило, оттягиваем. Опять делаем растяжки и уходим наверх. Потом сепары опять суются в подвал, и та же процедура. Они разминируют, ставят свое – мы спускаемся, разминируем их, ставим свое…
Когда зашли новые люди, не знаю, правда, чья была команда и кто это сделал, но они заложили вход в подвал с двух сторон. То есть сепары получили полное командование в подвале, их оттуда уже не выбивали. Первый этаж – наш, часть второго – наша, подвал – не наш. Сепары подошли из подвала – лупанули, зашли дальше – лупанули еще раз, зашли третий раз – все взорвали.
Вы считаете, что ДАП нужно было продолжать держать?
Нет. Я не эксперт, я не знаю.
Вы уже немного рассказали о распиаренности обороны аэропорта. Как думаете, справедливо ли «киборгами» называть исключительно защитников ДАПа?
Я вообще определение «киборги» не особо понимаю. Ну, какие «киборги»…
А когда вас так называют, как воспринимаете?
Честно говоря, мне все равно.
По вашему мнению, те, кто находился в аэропорту, защищали его 242 дня, понимали, что ДАП уже не просто один из форпостов обороны, а стал неким символом для большинства украинцев?
Если честно, я не знал, что это символ. У меня не было телека. Там просто втягиваешься в это все… Ты просто не задумываешься, что можно по-другому, можно уехать на гражданку. Хотя, конечно, у некоторых такие мысли появлялись...
У меня был один такой капитан, он командовал нашей группировкой 95-й бригады в аэропорту. Одну ситуацию не забуду никогда. Я в Славянске на базе купил бутылочку вискаря. У меня, в принципе, с собой всегда вискарь в рюкзаке был. Так вот, сидим мы в аэропорту на КСП, это типа штаб, там генератор стоял, радийки заряжались. Нас человек 17 пацанов – из 79-й бригады, 95-й, 74-го разведбата, правосеки, из 80-й было два человека -«черпаем» вискарик. Одна бутылка на всех - просто по глотку. И тут этот, который командует нами, спускается со второго этажа и говорит: «Зрада», нас не забирают, дайте сюда радиостанцию, что это такое, нас тут бросили». И мне так стыдно стало. Ну, сидят нормально пацаны и какой-то слон говорит, что нас бросили. Я ему: «Ты что, дурак? Что ты позоришь. Через два дня колонна приедет, я тебя посажу – уедешь, не ной».
А как вы относитесь к тем, кто не воевал?
Что такое война? На войне есть и тыловые подразделения, которые обеспечивают фронт. Тыл важен. Без тыла не будет фронта. Все понимают, что если бы не волонтеры, мы бы особо не повоевали, особенно, вначале. Поэтому, если мужчина не воевал, то, я считаю, он обязан обеспечивать фронт. Любой деятельностью.
Например, у нас один токарь работает на заводе, так вот он на РПГ (ручной противотанковый гранатомет, – УНИАН) наконечники перетачивает, и так свою лепту вносит. Он сделал где-то 12 наконечников, но он – молодец. А те, кто привык говорить, что, мол, ну, да, война, власть не меняется, «крадэ» – олени. Да, власть «крадэ», но, если ты будешь только сидеть и ныть, ничего не изменится.
Боишься идти воевать (это право каждого, я тоже когда-то боялся), или есть любые другие причины – занимайся тылом, делай что-то. Тех, кто просто ноет, я не уважаю.
Вы упомянули свой вискарик. Некоторые считают, что на войне должен быть строгий «сухой закон»…
Я тоже так считаю.
Тем не менее…
Расскажу вам один случай. Мы приехали из аэропорта в Пески, на ротацию. Был очередной обстрел, мы забежали в людской погреб, ждали, пока обстрел закончился. И что-то произошло, я просто не мог встать... Сидел в шоке и думал: «Что это со мной, что за х**ня? Я же, блин, десантник!». Просидел так минут 40. Наверное, пересмотрел все свои понятия в том подвале.
Вспомнил, как когда-то, еще до войны, прочитал у одного писателя, что если мы уже сегодня будем менять менталитет наших детей, то только через сто лет будем жить хорошо. Я ведь до войны занимался бизнесом, и, честно говоря, позволял себе определенные, скажем так, не совсем правильные, вещи… А тут у меня как-то все в голове поменялось, я решил, что не буду больше участвовать в коррупционных схемах, начну заниматься проблемами детей, чтобы через сто лет никто вот так не сидел в подвалах.
Когда я все-таки вышел из подвала, мой командир «Купол» сказал, что нужно срочно заехать в аэропорт. Высадка у нас была ужасная, заезжали ночью, попали на штурм москалей, кого-то ранило. Когда я, наконец, зашел в аэропорт, меня всего трясло: война, штурм, а я не могу собраться, не пойму, где мне стать, где мой автомат. Достал я свой вискарик, на пару с «Амуром» по два глоточка сделали, я глаза закрыл, и так классно стало. Полежал минут 5-10 и… погнал работать.
То есть алкоголь допустим в отдельных случаях?
Думаю, это решать командиру. «50 грамм» у него быть должны. И он должен решать, кому дать их, а кому – оплеуху, вдруг что. Ведь война – это стресс, и каждый по-своему его переживает.
Читала о забавном случае, как защитники аэропорта заказывали пиццу из Донецка...
Да, там пришла смс-рассылка кому-то из пацанов «пицца, доставка в любое место Донецка, быстро, дешево». Они набрали номер, придурки (смеется). Такая же смс-рассылка, кстати, и из службы такси приходила, и тоже звонили.
А больше всего мне понравилось, когда нам привезли детские рисунки. На одном был ребенок с флажком, а рядом с ним – киборг (малой именно киборга нарисовал!), подписано: Коля, 6 лет и номер телефона. Пацаны звонили малому этому. Он взял трубку и заплакал, сказал: «Мама, хлопці дзвонять», – и сразу сбросил.
Вы вернулись домой в марте 2015-го. Что вас больше всего стало раздражать в мирной жизни после войны?
Знаете, раздражает не власть, понятное дело, что они наши спиногрызы, хотя, по идее, должны на нас работать. Да, есть и коррупция, и с ней нужно воевать, а не просто сиднем сидеть. Но бесит меня, когда пацаны, такие как я, возвращаются домой и думают, что им все теперь должны. Это не так. Я всем говорю: вернулись домой – идите на работу. Не можете найти работу, обращайтесь, попробуем что-то устроить.
А у нас же как? Где-то 80% [людей] в 9 утра идут на работу, в 6 вечера возвращаются домой и смотрят телевизор. Они не воюют здесь, в тылу, а это – нужно.
Сейчас вы занимаетесь «Киевским сообществом ветеранов АТО Деснянского района». Как пришли к этому?
Все в том же подвале. Когда приехал домой, мне было особо нечем заняться. Деньги были (на квартиру собирал, ребенка хотел), жена не «пилила» идти на работу, а в голове - невесть что творилось.
Как-то зашел к военкому, говорю: «Здрасьте, я – Жора, вы меня отправляли». Военком и посоветовал мне сделать сообщество ветеранов АТО, по типу, как у афганцев. Я зашел в Интернет, начал читать, что такое общественная организация (вообще не понимал), о ее принципах, основах. Пошел опять к военкому, говорю: «Дайте списки пацанов, чтобы обзвонить». Он, понятно, не дал - личная информация. Ну, я через Интернет человек 150 нашел, потом сержанта в военкомате уговорил, тот мне списки уже демобилизованных достал. Так у меня получилось 580 человек. Начал их обзванивать, говорил одно и то же: «Привет, я Жора из 95-й, давай делать сообщество ветеранов АТО». Конечно, кто-то посылал… Но, в итоге, собрались мы в парке «Дружбы народов», и я предложил кучкой держаться. Это был май 2015-го. Оформили у нотариуса «общественную организацию», возник вопрос, кто будет главой. Решили меня назначить – я же всех собрал. Так и начали работать.
И какие основные направления работы?
Сначала занимались конкретно делами «200-х» и «300-х». На самом деле, готовили платформу для себя. Ведь большинство из нас были уверены, что снова пойдут воевать, поэтому хотели обеспечить тыл. То есть, если бы кого-то «задвухсотили» или «затрехсотили», его семья не осталась бы ни с чем.
Или, вот, льготы. В принципе, они есть, но нам их кидают, как собакам, по кускам. Поэтому их нужно «отжимать». По «200-м» это происходит попроще – госслужащим ведь нужно очищать свои кармы. По «300-м» - намного сложнее. Здесь уже упирается не только местная исполнительная власть, но и Минобороны. Процесс сложный, приходится собирать самые разные справки. У нас до сих пор есть бойцы, которые в течение 2016 года не получили ничего.
А какие льготы сейчас есть у участников боевых действий?
Вообще, им положено 22 льготы, самые распространенные – бесплатный проезд и скидка на ЖКХ. Этими льготами пользуются где-то 99%. Остальные льготы, к примеру, те же квартиры, нужно «выбивать». И это, как правило, удается тем, кто может «порешать». Пути «решения» также могут быть разные – или по знакомству, или если какая-то ветеранская организация хорошо работает и опекает…
Для нас продолжает быть в приоритете тема «200-х» и «300-х». Но добавилось много других направлений. К примеру, политическое. Не в смысле участвовать в политике, а в смысле учиться политике.
Есть такой проект «ВДВ» – «Ветерани до влади», который мы сейчас активно развиваем. Смысл его в том, чтобы ветераны шли в исполнительную власть, и чтобы они могли мыслить правильно, лавировать между всякими пи****ми. То есть, нужно, чтобы пацаны шарили в политике.
Еще у нас немного поменялись принципы. Раньше наш первый принцип был – мы денег не берем. В смысле, мы, как общественная организация, отказывались от государственных денег, потому что это деньги налогоплательщиков. А потом я прочитал отчет Госказначейства. Оказывается, только в прошлом году на общественные организации было отдано 78 млн. И где эти 78 млн? Украли, да? Так вот, раньше мы были против, но сейчас коллектив решил, что не нужно отказываться от государственного финансирования. Хотя, к примеру, компьютер у меня - свой, что-то волонтеры дают, ту же бумагу «А-4» один товарищ предоставляет.
Сколько в вашем сообществе людей?
В офисе - 15 человек, и «костяк» составляет 72 человека. «Костяк» наращивался очень долго, многие отсеивались, потому что наши принципы не совпадали – они приходили с целью заработать. Ведь в ветеранской организации путей для этого немало, к примеру, на тех же квартирах.
Мы уже раздали 38 квартир (в основном, в Киевской области, в Киеве только 4), и никто из наших себе квартиру не взял. «Отжимали» положенное для бойцов и их семей разными законными путями. В приоритете – квартиры для семей «200-х» и «300-х», потом уже для тех, кто занимался проектами. Но «сарафанное радио» – это штука такая. Одному выдали, а еще два человека присоединились в очередь. Я вот изначально был в квартирной очереди 33-й, а сейчас – 100 какой-то там. Но я понимаю, что кому-то она нужнее, чем мне.
Я считаю, что ветеранское движение должно заниматься не только социальными вопросами. Важно, заниматься тылом. Нужно обеспечить его так, чтобы как можно больше ветеранов шли потом на контракт. И я все для этого делаю. Если я вижу, что боец толковый, предсказуемый (в армии это очень важно), сделаю все, чтобы он пошел на контракт. Мне кажется, задача ветеранской организации – забить штат ВСУ правильными бойцами, и ловить сепаров здесь, в тылу. Это мы и пробуем делать.
Это такая ступенька в реформировании ВСУ?
Конечно.
Как, по-вашему, есть ли все-таки в Минобороны люди, готовые реформировать ведомство?
Людей, которые готовы, - много. Только вот система наша так построена, что ее банально невозможно реформировать. Если одна деталь будет по-другому работать, ее просто поменяют на другую. Сейчас очень сложно работать не по стандартам. Я, к примеру, работаю только потому, что у меня есть богатые друзья и жена, которой не нужны в первую очередь деньги. Мы не идем в политику, не лоббируем принципиально ничьи интересы… Я своим не раз говорил: если вы примете решение идти под какую-то партию, то я ухожу.
Вы участвуете во многих интересных инициативах от волонтеров, в частности, от фонда «Вернись живым» - это и «Военное такси», и «Е-десятина». Это вы сами по себе такой инициативный, или верите, что это даст свои плоды?
«Е-десятина» дала свои плоды… …
Пока только три чиновника согласились помочь, насколько я знаю…
Пока – да. Знаете, прошлым летом меня пригласили к себе американские ветераны. Я по обмену опытом в Калифорнию ездил, месяц там, в Америке, «жировал», спасибо им всем. Так вот, там я увидел другую жизнь, многие плюсы которой хотел бы внедрить здесь. И я это буду делать. Самое главное, что должно быть в Украине – это социально ответственный бизнес. Кстати, один из таких проектов - «Ветерано-Пицца».
Как по мне, самая распространенная фраза Леонида Остальцева, основателя пиццерии: «Ветерану никто ничего не должен».
Да. Это пошло отсюда. Мы с Ленчиком начинали эту ветеранскую организацию.
Кстати, второй наш принцип: мы делаем только то, что нам нравится. И третий: мы ни у кого ничего не просим. Если нам что-то нужно, мы добьемся сами.
Вы награждены орденом «За мужество» 3 степени. Как себя чувствовали, когда получили награду?
Гадко чувствовал и до сих пор так себя чувствую. Одна из причин, почему я не остался на контракте, хотя очень хотел и меня все устраивало – ВДВ, 95-я бригада, командиры боевые, принимающие правильные решения – я был обижен, что лично не получил никакой награды. Грамоту «За взятие Славянска» дали одну на весь разведвзвод! Меня это обидело. Я ушел.
А когда орден этот мне дали… Понимаете, его дали, потому что я знаю кучу людей в Минобороны и в Администрации Президента. Да, я его не «порешал» сам себе, но мне его дали, потому, что меня знают. У нас вообще, как правило, дают награды тем, кто распиарен. Поэтому я этот орден в жизни не надену. Мне не дал его командир.