Наблюдая сегодня за глобальной реакцией по поводу «российского влияния» на американские выборы, я вспоминаю своего университетского друга и наши студенческие годы. Приятель всегда предпочитал не пройтись несколько сот метров от метро «Университет» до второго корпуса гуманитарных факультетов, а дождаться автобуса или троллейбуса, по-советски переполненных, и проехать одну остановку. На вопрос о трудностях попадания в общественный транспорт он отвечал, что если в автобус вошло N человек, то в него обязательно войдет и N+1. Эта констатация – всегда подтверждавшаяся – получила в нашем узком кругу название «леммы Виноградова».
Чем-то подобным, на мой взгляд, руководствовался и Кремль, когда начал рискованную игру по информационному шпионажу в отношении сначала Демократической партии, а затем, вероятно, и большинства действующих лиц президентской кампании. Осетия и Крым, подкуп европейских радикалов и война в Сирии – к чему только уже не привыкли западные лидеры и что только не сошло Владимиру Путину с рук. Так отчего же «самому влиятельному политику мира» (по версии Forbes) не посягнуть на выборы наиболее значимого? Однако, как мне кажется, российские стратеги в этот раз просчитались. Новый их шаг не повторял прежние, а пересек некую красную линию.
Помимо ощущения вседозволенности, которое естественным образом может прийти к любому, кто не получал достойного ответа на самые экстраординарные выходки на протяжении почти половины сознательной жизни, российских стратегов подвела любимая ими максима о том, что «Путин – это Россия», которая не оспаривается сегодня никем в политической элите. Исходя из представления о своем всемогуществе и перенося за пределы собственной страны примитивные представления о власти, они сочли, что подружиться с Трампом означает – в случае его успеха – подружиться с Соединенными Штатами: ведь если Путин – это Россия, то и Трамп (будучи избранным президентом) – чем не Америка?
Однако и в первой, и во второй логической линии имелись очевидно слабые места.
С одной стороны, я склонен доверять американским спецслужбам, обнаружившим «российский след» в электронном шпионаже. Вполне может быть (и это даже наиболее вероятно), что Кремль не выступал заказчиком утечек и тем более информацию собирали не находящиеся «при исполнении» сотрудники спецслужб. Однако доказано (а действующий и избранный президенты о том проинформированы), что у хакеров были контакты с представителями российских властей, и хорошо известно, с какой радостью в Москве относились к разоблачениям демократов (только в самые последние недели перед выборами, когда опросы стали показывать явное преимущество Клинтон, Путин оказался подчеркнуто корректен в оценке американской кампании). Восторг же от победы Трампа в Кремле и его окрестностях никто не думал скрывать – и очевидное ощущение связанности Москвы с компьютерными взломами значит для американской публики намного больше, чем любые четкие доказательства.
И тут американцы забеспокоились – причем все, а не только сторонники какой-то партии или кандидата. Потому что одно дело – сажать в тюрьму крымскотатарских активистов в оккупированном Крыму, коррумпировать Марин Ле Пен, сносить жилые кварталы в Алеппо и даже травить своих бывших сослуживцев полонием в лондонских барах, и совсем другое – посягать на (кибер)безопасность Соединенных Штатов. В этом случае у американцев включается рефлекс защиты, который действует жестко: и именно поэтому обвиняющийся в «преступном заговоре с целью убийства американских граждан» Бут отсидит весь свой срок, а выкраденный в 2014 году хакер Селезнев получит его «на полную катушку». И попытавшись вмешаться в американские дела, Путин пересек важную грань. Это приблизительно как кое-кому было позволено присоединять Австрию и даже Судеты, но не бомбить британские города. Поэтому N+1-я вольность будет иметь совершенно другие последствия, чем очередная N-я.
С другой стороны, Россия, конечно, может скукожиться до подполковника КГБ (ей мимикрировать не впервой), но Америка не «ужмется» даже до миллиардера. США останутся самими собой, со своими собственными – а не только трамповскими – интересами. Более того, лишь люди с менталитетом нынешних российских временщиков могут считать, что все годы в Белом доме Трамп потратит на собственное обогащение. Скорее напротив, он действительно попытается «сделать Америку снова великой», а образ страны, секреты которой находятся в руках скрывающегося в каком-то лондонском посольстве проходимца, с таким величием соотносится плохо. И поэтому Трамп сам – а даже не под влиянием неких принципиальных сенаторов или министров – начнет раскапывать заговор против информационной безопасности Америки, и, скорее всего, через какое-то время его раскопает. И у России есть все шансы иметь в этом случае весьма бледный вид, который никак не нужен Кремлю с его надеждами на «перезагрузку». Кое-что заметно по первым словам министров Трампа: даже кавалер Ордена Дружбы Тиллерсон заговорил вовсе не примирительно по отношению к России на первых же слушаниях в Сенате в преддверии своего утверждения на посту госсекретаря.
Существует и другая проблема. В Вашингтоне особенно активно обсуждается в эти дни даже не интрига вокруг русского шпионажа, а слухи о том, что у Москвы есть серьезный компромат на самого Трампа. Вероятно, он действительно есть – прежде всего коммерческий (тут и сделка с Рыболовлевым, и некоторые проекты в России, и прямые связи между штабистами Трампа и путинскими лоялистами в Москве и Киеве), но если это так, то последствия могут быть еще менее предсказуемыми. Нужно полагать, что ты имеешь дело не с политиком, а с торгашом, чтобы надеяться сделать такой компромат реальным инструментом воздействия на него. Это с Порошенко можно использовать в качестве средства шантажа его липецкую фабрику, но не Трампа «брать на понт» его интересами в России и вокруг нее. Достаточно вспомнить, что случилось с теми, кто собирал компромат на самого Путина, чтобы задуматься о полезности его коллекционирования на Трампа.
Сегодня в России уже даже либералы активно рассуждают о никчемности Обамы и о слабости Америки, которую «ввергли в ступор» «пара русских хакеров и телеканал Russia Today». Да, реакция Обамы как пока еще хозяина Белого дома, Трампа как его преемника и многих других политиков выглядит в последние дни излишне эмоциональной – с этим можно согласиться. Да, Америка ощутила себя уязвимой – но уязвимость не является в данном случае синонимом слабости. Правда заключается в том, что за несколько десятилетий США свыклись со своим особым статусом в мире и привыкли зачастую недооценивать вызовы, которые в этом мире возникают. Однако это не значит, что на них в конечном счете не дается ответа.
Вспомним 1990 год и одного решительного политика, посчитавшего, что Кувейт столь же неправомерно был признан в 1961 году независимой страной, как и Крым в 1954-ом передан Украине. Америка ответила на этот вызов, как может показаться, не слишком решительно – но чем кончил тот политик в 2006 году, известно. Или вспомним середину 1990-х и другого политика, вознамерившегося построить «сербский мир» на Балканах. С ним тоже в то время достаточно долго церемонились, но и его конец хорошо известен. Можно коснуться и более очевидных случаев уязвимости: в 1993 году Рамзи Юсеф с помощью пяти подельников подорвал грузовик в гараже Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, но это не послужило тем сигналом для борьбы с исламским терроризмом, который был дан в том же месте поступком десятка других отморозков 11 сентября 2001 года. И хотя Аллах отпустил Бен Ладену еще почти десять лет, Америка в конечном счете все же нанесла свой ответный удар.
Вывод прост: можно посмеиваться над тем, как Fancy (или даже не очень fancy) Bears побеспокоили США – но не стоит считать, что крупнейшую державу мира можно взять на испуг. Скорее напротив, Америка живет по принципу «что нас не убивает, то делает сильнее», а русские хакеры нанесли стране прежде всего (а скорее – исключительно) символический урон. И если оценить весь масштаб последствий, может оказаться, что он не столь велик, как это принято считать.
Демократы могут сегодня обвинять русских в своем проигрыше (который стал скорее следствием бездарных просчетов Клинтон и ее команды) и с большими выгодами для себя разыгрывать карту «обиженных» (замечу: если накануне выборов всерьез обсуждался вопрос о возможном импичменте Клинтон в случае ее избрания в том числе и по причине ее отношения к государственной тайне, то теперь сами республиканцы первыми высказываются против любого ее преследования с учетом того, как были получены компрометирующие бывшего кандидата сведения). В то же время республиканцы будут всячески доказывать, что они не связаны с Россией, не имеют в Москве особых интересов и не собираются потакать кремлевским стратегам (для чего, собственно, у них нет особых оснований: победил-то Трамп благодаря качественно проведенной кампании и особенностям американского федерализма, а не российским козням). Поэтому с большой степенью уверенности можно говорить о том, что никому все эти события большого ущерба в Вашингтоне не нанесли – а чувство уязвимости американский истеблишмент десятилетиями умел прекрасно использовать для всем известной цели: наращивания мощи страны, укрепления ее обороноспособности и в конечном счете для нанесения ущерба собственным противникам.
Из числа которых Россию пока никто не исключал.