И речь даже не о тех, кто хочет обратно в Советский Союз и видит Москву своей столицей. Даже если вывести за скобки потенциальную ирреденту, то внутри этих самых скобок все равно останутся многие, для кого патриотизм холодильника важнее патриотизма флага.
Пространство украинских соцсетей обманчиво. Оно дарит ложное ощущение единодушия. Но соцсети — не вся страна. В виртуальных войнах интернета так или иначе участвуют те, кого принято относить к сегменту “политическая нация”. Да, это нередко самая активная и прогрессивная часть социума, но она соотносится с остальной страной, как наконечник копья — с древком. По размерам и весу в том числе.
Тот же Михаил Саакашвили может искренне полагать, что отставка с поста главы Одесской ОГА — шаг в реальную украинскую политику. Но его трагедия в том, что в своей имиджевой нише он, во‑первых, будет конкурировать с уже существующим проектом младореформаторов. А во‑вторых, суммарная электоральная доля всех этих проектов на данный момент вряд ли выходит за рамки условных 15%.
Все остальные голоса традиционно разделятся между партиями “синиц в руках” и партиями “журавля в небе”. Первые — это действующая власть, к которой во все времена апеллирует часть населения, связанная с властью сотнями небольших бюджетных ниточек. А “журавли в небе” — украинские популисты, готовые ради своих карьер приучать избирателя к простым ответам на сложные вопросы.
Соцопросы в помощь: уставшее от войны и бедности общество готово голосовать за светлое завтра. Главный спрос — на мир и достаток. Проблема лишь в том, что ни того, ни другого Украина себе позволить не может. Ключи от мира на Донбассе находятся в руках Москвы, и единственный рецепт устойчивого скорого затишья для Киева — капитуляция. А богатство в условиях военного времени, кризиса и нереформированной экономики математически недостижимо.
Мы часто говорим, что украинские элиты не адекватны вызовам, которые стоят перед страной,— и во многом этот упрек справедлив. Другое дело, что эти элиты вполне адекватны самому обществу. Вопрос лишь в точке отсчета. “Украина Фейсбука” меряет политиков по себе и своей повестке. Но вполне может быть, что для партийных лидеров обитатели ФБ — лишь девиация, к которой они даже не считают нужным апеллировать. Просто потому, что их целевая группа предпочитает телевизор. “Если вам не нравится наш логотип, скорее всего, вы просто не наша целевая аудитория”.
Кто‑то скажет, что именно прогрессивная часть общества может стать драйвером перемен,— и будет прав. Но в остальном две Украины соотносятся между собой как паровоз и вагоны. В первой могут задавать направление, но удел второй — это инерция, в том числе социальная. Если сбросить ее со счетов, то весь состав легко может сойти с рельс.
Даже украинский медиарынок служит иллюстрацией происходящего. Его капиталоемкость недостаточна, чтобы содержать успешный самоокупаемый бумажный журнал. А все потому, что доля людей, приучивших себя платить за информацию, слишком невелика, чтобы полноценно прокормить хотя бы одно печатное издание.
В воюющей стране главный принцип политика должен быть вполне себе гиппократовским. Но проблема украинской политики в том, что далеко не все ее обитатели осознают границы собственной компетентности. А никаких устоявшихся институтов — общественных и политических, способных выполнять отсеивающую роль на этапе отбора, здесь просто нет. И потому нет смысла удивляться, если политик не отличается по своим рецептам от таксиста.
Украинское государственное строительство напоминает капремонт двигателя. Проблема лишь в том, что приходится пересобирать работающий мотор. Вдобавок на горизонте нет никого, кто готов честно пообещать избирателю кровь, пот и слезы. В конце концов, Украина — не только не Россия. Она еще и не Великобритания.
А потому единственное, на что имеет смысл сегодня тратить время,— это создавать институты: антикоррупционные и судебные, правозащитные и правоохранительные. И попутно — убирать человеческий фактор в принятии решений отовсюду, где это только возможно. Создавать все то, что будет работать вне зависимости от фамилии первого лица. То, что будет невозможно одномоментно обнулить. То, что должно исполнять роль “защиты от дурака”, который особенно страшен в своей монополии на непогрешимость.