6 декабря 1921 года представители правительства Великобритании и руководства Ирландии, сражавшейся за свою независимость от Лондона, подписали соглашение, закрепившее как самостоятельность нового государства, так и особый статус северных графств, которые позволил им остаться в составе Соединенного Королевства. Вопрос Ольстера не решен и спустя столетие после этого соглашения. Но тогда отношение к документу разделило сторонников независимости Ирландии на два противоборствующих лагеря – тех, кто считал необходимым принять условия Лондона ради прекращения войны и начала государственного строительства и тех, кто не видел никакой возможности в согласии с договором и считал созданное на его основании государство коллаборационистским.
Впрочем, из лагеря непримиримых уже вскоре выделилась партия, создатели которой считали, что договор признавать нельзя, а государство строить – нужно. Парадоксально, но именно такой подход отвечал настроениям большинства ирландцев. Партия с “говорящим” названием “Солдаты судьбы” – Фианна Файл – на долгие годы монополизировала политическую жизнь Ирландии, а ее основатель Имон де Валера руководил страной в качестве премьер-министра и президента на протяжении четырех десятилетий. Да и сейчас политическую жизнь Ирландии определяет соперничество партий, появившихся в ходе конфликта “прагматиков” и “радикалов” в далеком 1921 году.
Но эта статья – она не об Ирландии и ее договоренностях с Великобританией. Она об Украине и о Минском процессе. Потому что именно Минские соглашения – как сейчас видно – стали нашим настоящим Актом о независимости. Тот, что был принят 24 августа 1991 года, имел скорее символическое значение – ну хотя бы потому, что после его провозглашения и одобрения на референдуме мы продолжали быть скорее российским протекторатом, чем независимой страной. Соглашения в Минске, подписанные в разгар самой настоящей войны между Украиной и ее бывшей метрополией, фактически зафиксировали наше право на проведение самостоятельной политики – но одновременно России удалось навязать нам особый статус нашего “Ольстера”, не такого уж искусственного, учитывая то, что именно Донбасс все годы украинской самостоятельности был резервуаром пророссийских настроений и центром активности группировки соглашателей – Партии Регионов.
Осознанию этой реальности мешал тот факт, что Россия – в отличие от уважавшей свое слово Великобритании – никогда не собиралась выполнять условия соглашения и использовала Донбасс для дестабилизации ситуации в Украине, а вовсе не для выстраивания новой модели сосуществования. Мы не стремились дать себе ответ на вопрос – а что же произойдет, если Путин будет готов выполнить свою часть Минских соглашений?
Министры иностранных дел Франции и Германии стали первыми вестниками того, что такой поворот событий возможен. Вероятно, это и есть результат встреч Путина во время саммита “большой двадцатки”, когда и Обама, и Меркель, и Олланд, и Тереза Мей требовали от него возвратиться к “нормандскому формату” и Минским договоренностям. А Обама, похоже, во время личной встречи нашел какие-то новые аргументы – потому что российский президент после этого общения вышел к публике обуреваемым конструктивными подходами – и по Украине, и по Сирии.
И вот представим себе, что он начал Минские соглашения исполнять – прекратит стрелять, начнет вывод войск и даже – почему бы и нет, если ему нужна отмена санкций – допустит ОБСЕ на границу. А Запад естественно начнет на нас давить. Что делать нам?
В этой ситуации есть, на первый взгляд, два пути – и оба плохие.
Первый – прагматичный – это исполнять условия Минских соглашений и предоставлять особый статус Донбассу, в том числе и фиксируя это в Конституции. Ясно, что с таким подходом не согласится огромная часть наших граждан, политических активистов, ветеранов АТО. Это – прямая дорога к конфликту с радикальными силами. Но что могут предложить нам эти радикальные силы? Отказаться от Минска? Отвоевывать Донбасс? Так Путин только этого и ждет.
Есть, как мы знаем по ирландскому опыту, третий путь. Не отвергать Минских соглашений – но и не делать ничего, что могло бы на практике зафиксировать особый статус оккупированных территорий. Быть в переговорном процессе, предлагать свои условия, выслушивать контрусловия противника. Словом, не давать Путину и западным партнерам повода обвинять нас в невыполнении соглашений – но находить возможность для того, чтобы их не имплементировать.
Это может привести к долговременной потере территории. Но лучше потерять территорию на какое-то время, чем пожертвовать реальным суверенитетом страны. Ирландия прожила без Ольстера, большая часть жителей которого жила интересами соседнего острова – и мы проживем какое-то время и без Крыма, и без оккупированной части Донбасса. Они нужны нам в Конституции, а не в составе страны – но под российским контролем.
Конечно, такой “третий путь” необходимо еще нащупать, сформулировать и претворить в жизнь. Но он куда продуктивнее и точнее, чем путь соглашательства и путь помешательства. А самое главное – именно та политическая сила, которая сможет повести страну по этому пути, и станет ведущей партией страны на долгие годы.