Россия не так «встала с колен»

Очередной виток скандалов, связанных с российским спортом, не выглядит неожиданным — по крайней мере по трем причинам.

Во-первых, огромную роль сыграло нарастающее ощущение «ненорма­ль­­ности» России, которое в последнее время становится повсемес­тным и вездесущим. Период, когда к стране относились как к успешно раз­виваю­щейся экономике, ответственному члену международного сообщества, потенциаль­но разделяющему глобальные ценности и нормы, окончательно и бесповоротно остался в прошлом. Россия добилась того, чего хотела — ее «вс­тавание с колен», ради которого все методы считались приемлемыми, сейчас вопринимается именно так: как нарушение всех и всяческих правил. И если позволительно отправлять убийц с радиоактивным полонием в столицу европейского государства; если можно захватывать части территории соседних стран; если логично пользова­ться сомнительными офшорами для «возвращения в государственную соб­ственность» ценных активов, то почему, в конце концов, в российском спорте, который давно объявлен Кремлем по­лем битвы в политике и идеологии, следует соблюдать правила? Сетующие на то, что внимания нашим спортс­менам уделяется намного больше, чем атлетам из других стран, отечественные чиновники правы: так и есть. Но что странного в том, что полицейские у какого-нибудь вокзала, знающие в лицо наперсточников и карманников, пристальнее присматрива­ются к ним, чем к простым прохожим? России сегодня не верят во всем — и это естественная цена нашей борьбы за свою «особость». Так что стоит в чем-то согласиться с нашими политиками, считающими, что Россию сегодня пытаются наказать за ее «вста­вание с колен». Перефразируя известную фразу Бориса Ельцина, так и хочется сказать: «Не так встали!»

Во-вторых, можно лишь удивляться тому, что скандал затронул Олимпиа­ду в Сочи только сейчас. Достаточно посмотреть на статистику успехов советских и российских спортсменов на зимних Олимпийских играх. В после­дние советские годы (с Игр 1976 года в Инсбруке до Игр 1988 года в Калгари) доля наших медалей колебалась от 19,3 до 24,3%, т. е. «максимальное отклонение» от одних Игр к другим составляло менее четверти от числа наград. В росс­ийский период достижения становились все более скромными: показатель снижался с 12,5% в 1994 году до 8,8% в 1998-м и, наконец, до 5,8% в 2010-м (Рос­сия в итоге переместилась по числу завоеванных золотых медалей с 1 на 11-е место). В 2014 году она неожиданно вернулась на первую позицию, увеличив ко­личество завоеванных высших наград почти в 4,5 раза. Конечно, можно сказать, что «дома и стены помогают», а наличие восторженных болельщиков в своей собственной стране позволяет спортсменам творить чудеса. Однако в недавнем прошлом подобный же случай — в Пекине на летних Олимпийских играх 2008 году — имел совершенно иную историю: китайская команда завоева­ла 28 медалей на Играх 1988 года в Сеуле, 50 — в 1996 году в Атланте, 63 — в 2004-м в Афинах и пришла к домашней победе со 100 медалями (немного сбавив темп в 2012-м в Лондоне — до 88 наград). Проблемы допинга и судейства в Пекине также активно обсуждались, но очевидно, что колебания по числу медалей на 13–25% не имеют ничего общего с российскими «девиациями» (и могут в том числе быть объяснены чисто возрастным фактором, ведь китайцы гото­вили спортсменов именно к пекинской Олимпиаде за много лет до ее проведения, и часть атлетов к Лондону уже была не в лучшей форме). В случае же с Россией допинг является самым простым объяснением, а подробные рассказы рос­сий­ских чиновников от спорта, которые предпочли уехать в США, а не скоропостижно умереть, заведомо воспринимаются с очень высо­кой степенью доверия (тем более что деятельность международных экспертов по допингу в России действительно сталкивалась и сталкивается с серьезными препятствиями). И можно не сомневаться, что WADA найдет если и не подтверждения приема допинга (что вряд ли можно сделать, если на самом деле большинство проб было уничтожено), то хотя бы докажет факты нарушавшего правила обраще­ния с биоматериалами, что будет однознач­но трактоваться в сложившейся ситуации как доказательство вины российс­ких спортсменов.

В-третьих, следует заметить, что сама история борьбы с допингом являет­ся относительно недавней, как, кстати, и масштабная коммерциализация спорта. Первый ставший обязательным анаболический контроль участники Олимпи­йских игр прошли лишь в 1976 году в Монреале, но по-настоящему на первый план допинговые скандалы вышли только в 1990-е годы. Масштабы же применения стимулирующих средств стали понятны еще позже — и то, что спортивные ассоциации начали борьбу с этим злом, не должно вызывать удивления. Причина — не только в бескорыстном желании сделать спортив­ную борьбу честной, но и в масштабе коммерческой выгоды, которая оказы­вается на кону. В 1970-е годы профессиональные гольфисты в США зара­батывали за удачный сезон до $70 тыс., тогда как сейчас победа в Открытом чемпионате США оценивается в $1,62 млн, а его общий призовой фонд дос­тигает $10 млн. Не будем вспоминать о рекордных заработках теннисистов или боксеров, о рекламных контрактах, зависящих от показанных результа­тов, о трансфертных ценах на футболистов и хоккеистов. Большой спорт — это огромные деньги, а проведение соревнований — еще бóльшие. Сочи был рекордсменом с точки зрения затрат на организацию зимних Олимпийских игр, и поэтому вполне логично предположить, что на этом фоне любые из­держки, позволявшие приблизить победу, казались оправданными. Допинг в спорте — это прием нечестной конкуренции в обычной коммерческой дея­тельности, на этом поприще современной России практически нет равных, а большинство успешных стран видят в строгом соблюдении установленных ими правил fair play залог собственной конкурентоспособности (и это каса­ется не только спортивных соревнований, но и противостояния демпингу, уважения прав ин­теллектуальной собственности и т. д.). Любая экономичес­ки значимая отрасль рано или поздно подвергается жесткому регулирова­нию — и это сейчас дошло и до большого спорта, особенно со времени окон­чания эпохи Жака Рогге в Международном Олимпийском комитете и Йозефа Блатте­ра в ФИФА. А в стране «ручного управления» и «чего изволите» такие пра­вила не в чести — за это мы сегодня и платим.

Подводя предварительный итог, можно сказать: спортивные скандалы по­следнего времени порождены фундаментальным отношением российской политической элиты к любым правилам. Эта элита считает, что честность — это уходящий в прошлое рудимент, принципиальный человек — это лох, а в конечном счете побеждает и становится успешным тот, кто окажется более умелым шулером, чем остальные игроки. Такой подход, однако, хорош для решения частных задач, и он тем более эффективен, чем реже применяется. В случае же, если подобное отношение становится единственно допустимым, проблемы не заставляют себя долго ждать.

Какими окажутся последствия допинговых скандалов? В отличие, скажем, от публикации компрометирующих финансовых документов, они окажутся зримыми и очевидными. К российским спортсменам будут применены меры наказания, принятые в МОК и международных спортивных федерациях. Десятки атлетов будут дисквалифицированы, а часть из них вынуждена бу­дет завершить свои спортивные карьеры. Вполне вероятен пересмотр итогов Олимпийских игр в Сочи — а там, если Россия лишится хотя бы 4–5 медалей, она может переместиться с 1 на 4–5-ю позиции в командном зачете. По мере на­растания волны проблем возможны дисквалификация национальных кома­нд по отдельным видам спорта и даже запрет России участвовать в Олимпийских играх в Рио-де-Жанейро. В любом случае, не концентрируясь то­ль­ко на России, вспыхнувший скандал является на сегодняшний день наи­более значительным из когда-либо затрагивавших мировой спорт, и поэтому его отзвуки будут слышны еще очень долго.

Что следует сделать сегодня России в такой ситуации? Уже известно о том, что Виталий Мутко выступил с примирительной статьей в Sunday Times, в которой он, следуя лучшим российским бюрократическим традициям, возложил всю ответственность на «атлетов, которые пытались обмануть нас и весь мир» и выразил сожаление, что «они не были пойманы ранее». Вряд ли извинения будут приняты; расследование продолжится и выявит массу неприятных для России моментов. Поэтому, быть может, если уж мы столь решительно «встали с колен», стоит еще и «расправить плечи» и самим от­казаться от участия в предстоящей Олимпиаде? Мы ведь уже принимали та­кое же решение в советские времена, столь любимые нашим руководством. Как можно участвовать в соревнованиях, организуемых по правилам, кото­рые диктуют Соединенные Штаты? В Латинской Америке, где в той же Па­наме не умеют хранить банковскую тайну? Наконец, в Бразилии, где какой-то парламент посмел отрешить от власти президента всего-то за банальный грабеж национальной энергетической компании? Пропаганда может найти новое поле для экспериментов, а Москва этим летом — стать столицей Спар­такиады стран СНГ, где Россия получит то количество медалей, к которому ее так стремились приблизить офицеры ФСБ, рядившиеся в сотрудников РУСАДА. Чем не вариант? Мне кажется, только он способен поддержать уже сложившуюся линию в нашей политике, тем более что все альтернативы, я уверен, окажутся столь унизительными, что Кремль не сможет долго с ними мириться.