Сторонников «крымской весны» явно смущает недавний бэкграунд нового статуса полуострова. Два года смотрятся слишком уж зыбко с точки зрения исторического процесса: куда комфортнее считать, что вся эта история началась четверть века назад. А потому тот же Сергей Аксенов рассказывает крымчанам о том, что именно референдум 1991-го был предтечей 2014-го.
Хотя, если всмотреться в события начала 90-х, то вся эта история рискует заиграть совершенно другими красками.
Крымский референдум организовывали в тот момент, когда Советский Союз заканчивался. Центр уже не успевал реагировать на центробежность национальных республик. Для местных элит вся эта ситуация была удачным способом увеличить свое влияние и значение. Крымские коммунисты не были исключением: они точно так же хотели нарастить свой политический вес. Собственно, именно это и стало главным фактором, из-за которого возникла идея по реформированию статуса полуострова.
На тот момент Крым был рядовой областью в составе УССР. При помощи референдума планировалось изъять полуостров из состава союзной республики и сделать его частью общесоюзного договора. В такой ситуации официальный Симферополь становился бы чем-то наподобие Киева или Минска – самостоятельным игроком, ведущим переговоры напрямую с Москвой, как столицей СССР. Впрочем, этому сценарию сбыться было не суждено: несмотря на то, что крымчане поддержали референдум, все, что дали полуострову – это автономию в составе УССР.
Другая цель референдума, о которой сегодня тоже мало кто вспоминает, была связана с репатриацией. Дело в том, что в конце восьмидесятых из депортации начали возвращаться крымские татары. А в программных документах их национального движения было прописано требование о создании национальной автономии на полуострове. Организаторы референдума действовали на опережение: чтобы застолбить за собой эту тему, они создали территориальную автономию без какого-либо национального оттенка.
Любопытно, что все следующие двадцать три года в Крыму относились к «автономному» статусу как к некой священной корове. Любые дискуссии на круглых столах рано или поздно сводились к разговорам о полномочиях АРК. Весь этот «белый шум» должен был маскировать главное: принципиальную неспособность крымской элиты рождать хоть какие-то смыслы, помимо ностальгии по Советскому Союзу (хотя при Союзе Крым был всего лишь областью).
Кто-то скажет, что крымская автономия была для просоветских крымчан эдаким плацебо в их мечтах о возрождении империи – и будет прав. Да, для многих автономный статус играл роль виртуального водораздела между постсоветской Украиной и самим полуостровом. Он позволял верить в собственную исключительность и приоритетность. Крымское экспертное сообщество напоминало «пикейных жилетов», раз за разом сводивших всю сложность постсоветской повестки к формуле «Черноморск должен стать вольным городом». В какой-то момент Крым и вовсе стал напоминать индейскую резервацию, в которой продолжали верить в деревянные тотемы и точить томагавки, не замечая, что на горизонте уже появились паруса более развитых цивилизаций.
Но при этом любые попытки объявить референдум 1991-го года предтечей всего того, что произошло в 2014-м году – бессмысленны. Потому что Москва вводила войска на полуостров не из-за его юридического статуса. Если бы Крым был рядовой областью в составе Украины, если бы вместо Верховной рады АРК в Симферополе заседал обычный облсовет – это никак бы не помешало местным депутатам принять все те решения и заявления, которые они сделали после появления в Крыму «зеленых человечков». От того, что Крым на момент аннексии был автономией – легитимности у этого процесса не прибавилось.
Тех, кто сегодня в Крыму торжественно отмечает двадцатипятилетний юбилей первого крымского референдума можно понять. Им очень хочется уверить себя и окружающих, что именно крымчане выступили субъектом всех событий «крымской весны». Что смена флагов стала их суверенным решением, равно как и неподчинение официальному Киеву. Но реальность заключается в том, что единственным двигателем всех событий стал Кремль: если бы не его решение о применении армии, то вся крымская протестная активность сошла бы на нет уже к марту 2014-го. Так, как это случилось и в 2005-м – после первого Майдана.
И в этом и состоит проблема пророссийски настроенных крымчан. Они верят в то, что 18 марта 2014-го года крымская история закончилась, что кривизна 1954-го года выправлена, что окончательная точка в вопросе поставлена.
А на самом деле 18 марта 2014-го крымская история только лишь началась.