Один из них – Дмитрий Ревун — самый известный представитель службы ювенальной превенции в Одессе и один из ярких примеров полицейского новой волны. Подкачанный, максимально собранный и компетентный, причем не только в юридических вопросах, но и в области психологии. На его счету – сотни раскрытых преступлений против детей, он добивался справедливости в делах, которые казались совершенно безнадежными, и выводил на чистую воду самых подготовленных преступников. О том как ему это удается – Дмитрий Ревун рассказал в интервью «Думской».
Мы встретились на Еврейской улице, возле облуправления полиции. Дмитрий сразу предупредил, что клиентура большинства кафе в округе – с погонами. Чтобы не было лишних «ушей», находим тихое заведение. Впрочем, ювенал признается, что своего руководства не боится и готов ответить за каждое слово, хотя и бывает слишком прямолинейным.
Уже в кафе рассматриваем нашего героя – у него сильные руки и доброе лицо. Такому легко довериться. Дмитрий говорит, что одно время пытался отрастить бороду, но когда увидел, что дети не очень-то расположены к «дядьке с бородой», отказался от этой затеи. Хотя дело тут, конечно, не в отсутствии бороды, и не в добрых глазах, хотя их и считают зеркалом души. Дело в силе духа, в том, как умело он трансформирует агрессию к преступникам в эффективную работу, в инициативности, и, конечно, в настойчивости.
Дмитрий не уверен, что задержится в ювенальной превенции надолго, но точно знает, что всю жизнь будет защищать детей — если не как правоохранитель, то как юрист или правозащитник.
«Думская». Дмитрий, вы уже достаточно известный борец за права детей в Украине, при этом мало что известно о вашей личности. Расскажите, как вы попали в правоохранительные органы. Есть ли у вас семья?
- Я попал в органы в 2006 году, с 2012 года работаю в ювенальной превенции и являюсь потомственным правоохранителем. Дедушка по папиной линии был с погонами, отец — полковник милиции в отставке. Есть еще младший брат, который закончил институт МВД и два двоюродных брата с погонами. У нас династия! Так что уже с детства я мечтал стать правоохранителем. Романтизм у меня до сих пор присутствует. Если б его не было, я бы наверное уже давно уволился. У меня есть сын. Так случилось, что живем с ним вдвоем.
- Вы, как родитель, как справляетесь и перевариваете весь этот поток негатива и чернухи, ведь по долгу службы вы часто сталкиваетесь с шокирующими вещами.
- Временами очень тяжело. Теряется некоторый барьер между личным и работой. Отец учил меня оставлять все рабочие моменты за порогом дома. Но бывают моменты, когда я слишком углубляюсь в какую-то ситуацию, не всегда могу остановить свои мысли. А помогает активный отдых, туризм, горы, реки, дайвинг, снорклинг. Я всю жизнь занимался баскетболом, поэтому пассивный отдых не для меня. Не занимаюсь медитацией, но регулярно прибегаю к помощи психолога, потому что зачастую мы имеем дело с ужасными вещами. Я в эту службу пришел из уголовного розыска и скажу честно, там были цветочки. Помню мое первое дежурство — мне нужно было достать мертвого ребенка из выгребной ямы. Для этого у нас в арсенале есть «кошки» – тяжелые крюки, которыми мы лазим по чужим туалетам, ковыряемся в нечистотах, чтобы опустить крюки на самое дно и зацепить или не зацепить тело. Эта работа требует крепости нервов.
- Есть ли все-таки приятные моменты в вашей работе? Что больше всего вас поразило, что огорчило?
- Приятных моментов больше, чем негативных. Приятно, когда я вижу какой-то конкретный результат, когда ты своими профессиональными действиями оградил преступника от дальнейших нарушений. Взять, к примеру, тот же приют «Свитанок». Расследование шло с большим сопротивлением чиновничьего аппарата и разных волонтеров, которые подыгрывали. Я уже могу об этом говорить, потому что есть решения суда, которые вступили в силу и не были обжалованы. Когда понимаешь, что тебе удалось оградить плохих людей от контактов с детьми, они лишились своих должностей, кто-то понес уголовную ответственность, то, конечно, это кайф. Настоящий здоровый азарт! Запомнился случай с одним парнем. Он по случайности попал на учет и я решил им заняться, чтобы забрать его с улицы. Ему тогда было 14 лет, а рост уже был под два метра. Когда я его первый раз увидел, то понял, что это бесценный кадр для баскетбола. Не сразу, но мне удалось привить ему любовь к спорту, и сейчас он уехал в США и играет за какой-то колледж. А больше всего огорчает, когда дети уходят. Навсегда. Из последних – случай с Дашей Лукьяненко.
- Растет ли количество случаев с исчезновением детей? Есть какая-то закономерность — какие дети и в каком возрасте пропадают?
- Оно стабильно, резкого скачка нет. Точно знаю, что то же самое происходило и в 90-е. Я учился на материалах моих коллег. Это было всегда. Но раньше было больше серийных маньяков, а сейчас преступления против детей чаще совершают лица, которые имеют прямой доступ к детям, родственники и субъекты семейных отношений.
К счастью, восемь из десяти детей находят по «горячим» следам. Чаще это девочки пубертатного периода. Основные причины такого поведения – конфликты в семье или отношения. Больше таких исчезновений происходит весной или летом, ранней осенью, когда они могут где-то переночевать. Ну и на каникулах всплеск.
- Есть какая-то профилактика в этом отношении? Как подготовить ребенка, чтобы он не попал в руки педофила?
- Я часто пишу о программах родительского контроля, о технических моментах, но это все дополнительное к основному. Основное – это диалог родителей с ребенком. Важно разговаривать с детьми, помогать преодолевать какие-то фобии, закладывать в них правила безопасности. Хороший способ обезопасить ребенка – использовать слово-пароль. К примеру, подходит к ребенку незнакомый или даже знакомый человек и говорит, что мама сказала отвести тебя к машине. В таком случае ребенок спрашивает у этого человека пароль, и если он его не называет – это угроза. При этом нельзя развивать в ребенке страхи. Вообще хочу сказать, что чаще образовывать нужно как раз родителей. Подавляющее большинство людей считает, что детей ремнем классно воспитывать, а это бред, который не эффективен. Я считаю, что тех, кто привлекается за неисполнение родительских обязанностей, необходимо обязывать ходить на лекции. Это практика развитых стран. Я молчу уже за скандинавскую систему. Там за любой крик ребенка изымают, а потом ты, друг любезный, ходи и доказывай, что ты имеешь право общаться со своим чадом.
- А как быть если, к примеру, узнал, что твой ребенок состоит в «группе смерти»? Как действовать, чтобы не стало еще хуже, ведь из-за подросткового протеста дети могут делать все наоборот.
- Я привык делегировать такие моменты профессионалам. Полагаюсь на детских психологов в этом вопросе. Каждый подросток — это личность с более-менее сформированным представлением о жизни. Тут важен индивидуальный подход. Не нужно давить, не нужно кричать, нельзя приводить детей своих знакомых в пример. При неправильном общении может выработаться иммунитет на советы родителей. Но тащить ребенка к психологу насильно нельзя. Опять же, в некоторых случаях нужно сходить к психологу самим родителям.
Например, взять мой опыт общения со своим ребенком. Он, как и все люди, совершает ошибки. Потом мы вместе рассматриваем эту ситуацию с морально-этической и с правовой точки зрения. Он уже законы цитирует, родственников удивляет. Я себе ставлю напоминания по календарю, что в январе мы говорим об этом, в феврале об этом. Летом ни о чем не беседуем, чтобы ребенок максимально расслабился.
- С какого возраста можно отпускать ребенка гулять одного?
- С 10 лет в светлое время суток можно отпускать ребенка самого в школу. При этом нужно понимать, что ответственность все равно будет на родителях. Необходимо оценить маршрут ребенка, есть ли там камеры. Я очень рекомендую использовать GPS-маячки вместо смарт-часов. Возьмем самый плохой вариант – похищение. Часы слишком явные, их просто сразу снимут и выбросят, как и телефон. А эти маячки размером с пятикопеечную монету и месторасположение определяют с точностью до метра. Их можно прятать в обуви или вшивать в одежду. Хотя бывают случаи, когда и GPS - не панацея. Был инцидент, когда ребенок гулял, а его мать была неподалеку, вблизи детской площадки. Но злоумышленнику удалось увести ребенка в квартиру и надругаться над ним. Были и убийства. Девочка вместе с мамой шли домой, мама открыла дверь в тамбур, ребенок зашел и за ним захлопнулась дверь. Мама за дверью слышала, как ее ребенка резала соседка. Когда мы приехали на место, там наступить негде было из-за детской крови.
- Кстати, насчет часов. Сейчас в большинстве детских садов и школах они под запретом. Как быть в таком случае?
- Это незаконная хотелка. Это разрешено Конституцией. Смарт-часы – это GPS-устройство с возможностью передачи информации, которое будет работать по сигналу от родителей. Это вариант мобильного телефона. Вопрос защиты прав педагогического персонала встанет тогда, когда их права будут нарушены, когда какая-то запись будет где-то использована незаконно. Вот тогда они могут идти в суд. Если родитель слушает своего ребенка – какое тут нарушение? Незаконно ограничивать такую возможность. Было много случаев, когда репетиторы били детей, использовали разные формы психологического насилия к детям. Так что можно смело игнорировать такие запреты.
- А что вы думаете по поводу скандальной истории с «романтическими отношениями» восьмилетней девочки и 13-летнего парня, которую сейчас активно обсуждают? Людей, создающих такой контент, многие обвиняют в пропаганде педофилии, вы согласны с этим?
- Я думаю, это конспирология. На 100% я не исключаю такую возможность, но у нас не существует этого лобби. Если за границей есть организации, которые пропагандируют такие вещи, то у нас есть два человека, которые выступали с пикетами за легализацию педофилии. Один даже пытался нас с Зоей Мельник привлечь за нашу позицию. Я думаю, что родители делают такой хайп не от большого ума, компенсируют себя в психологическом смысле.
Я сейчас выступлю в качестве пророка, но думаю, что эта история ничем не закончится. У нас есть профильный закон о защите общественной морали и статья первая этого закона разграничивает, что является продукцией порнографического характера, что эротического характера. Получается вопрос разграничения предусмотрен, но в седьмой статье профильного закона прописаны гарантии для несовершеннолетних лиц, а это дети от 14 до 18 лет. А где же гарантии для малолетних детей от 0 до 14 лет? Было бы достаточно вписать в эту норму «ребенок», а это дети от 0 до 18 лет.
- Как вам удается контролировать эмоции и оставаться сконцентрированным на деле?
- Это самое сложное. Допустим, задержали педофила, естественно, у меня к нему негативные эмоции, но я должен отдавать себе отчет, что если я буду эмоционировать, я перестану думать. А я должен быть сконцентрирован, замечать детали, нюансы и в ходе допроса вывести этого человека на истину. Я разговариваю с ними спокойно, пытаюсь докопаться и понять зачем, что его побудило к преступлению. Мы частенько говорим об их детстве, о том, как они разбивали кошкам головы о бетонные полы. Разговариваю с ними как с равными. Это единственный способ узнать суть и качественно собрать доказательства, чтобы предоставленный адвокат этого человека не смог использовать те же коллизии.
Были случаи, когда внимательность играла ключевую роль. Был случай, когда мы выезжали на поиски ребенка в селе Одесской области. Мы направились отрабатывать территорию. Но так как есть неприкосновенность жилья, мы спрашивали у людей, мол, пустите нам нужно отработать. Убийца ребенка пустил нас, мы все осмотрели, развернулись и ушли. А я давно увлекаюсь физиогномикой и мне не понравилась реакция этого человека. Мы вновь вернулись, спустились в погреб, и там я обратил внимание, что под бочкой немного рыхлый грунт. Под ней и был закопан ребенок.
- И что ни разу не чесались руки дать в морду подобному существу?
- Никогда. Когда ты ударил человека, надавил на него, это констатация собственного непрофессионализма. Да, выбить признание можно из любого, даже морально устойчивого человека, но какой смысл? Ну признался невиновный человек, отсидел, а виновный продолжает свое дело. Я уже не говорю о том, что это незаконно. Ты можешь быть хорошим профессионалом, но за такое можешь вылететь из строя, поменяться местами с преступником и дальше не сможешь задерживать таких людей. Какой же тут КПД? Получить перманентное удовольствие? Я считаю это категорически недопустимым и неэффективным.
- Помогают ли в вашей работе такие активисты как уже покойный радикал Тесак и его проект «Окупай-педофиляй»?
- Тесак – человек, который создавал определенные ловушки для педофилов. Нет, это неэффективно. Одно время это было неким трендом среди молодежи и не всегда это хорошо заканчивалось. Однажды подростки пытались задержать лицо, склонное к нарушению закона в Одесской области. Начали его задерживать и в итоге один из подростков получил ножевое ранение. Есть и другой пример в Одессе, когда подростки забили человека насмерть.
Если есть звено активистов, то я им советую просто фиксировать такие нарушения. Если есть переписка сексуального характера с несовершеннолетним, то нужно юридически доказывать и доводить это дело до суда. Это был бы идеальный симбиоз сотрудничества общественности с полицией. Но есть и масса случаев, когда общественники становились крайними. Взять, к примеру, Лучезара Панфилова. Это человек, дело по которому до сих пор не закрыто. Он до сих пор отвечает за активную гражданскую позицию и на себе ощутил все прелести чиновничьего аппарата. Для многих этот случай послужил опытом и одновременно уроком, как правильно защищать детей и при этом не угодить в тюрьму. Тогда заместители главы обладминистрации писали, что я, Зоя Мельник и Лучезар состоим в преступном объединении. Нам инкриминировали статью чуть ли не на пожизненное. По мне проводились служебные расследования, подключалось управление внутренней безопасности, куда только не заглядывали. Но все пришли к окончательному выводу, что это была просто попытка уйти от ответственности и дискредитировать. Все фигуранты этого дела решили признать свою вину и уйти от сложных судов.
- Расскажите о группе «Защита прав детей», которую вы ведете вместе с Зоей Мельник. Какова ее миссия?
- Информацию, которую я получаю из группы, мы регистрируем в юридическом порядке. Это хороший дополнительный источник информации о нарушениях прав детей и хороший источник правильной профилактики. Я стараюсь делать акцент не на сухой констатации фактов, а по каждой ситуации делать какой-то ликбез, юридический разбор. И это тоже имеет результат. Только за сегодня я получил пять сообщений, одно из них из Запорожья. Нам пишут со всей Украины. В этой группе сидят чиновники Министерства социальной политики, заместители министров, депутаты, они все это читают. Жалобы очень разноплановые. Благодаря информации из группы уже раскрыты преступления, причем преступления против половой свободы детей, и они доказаны. Это история, когда чиновники распространяли детскую порнографию. За несколько лет работы этой платформы нам поступили тысячи сообщений.
- Вашей работе часто мешают бюрократические проволочки и несовершенство законодательства, к примеру ювенальные подразделения полиции лишены возможности изымать детей из семьи, даже если есть угроза их жизни или здоровью. Эти мероприятия проводятся совместно со службой по делам детей и медиками. Какие еще моменты мешают работать максимально эффективно?
- Это моменты, связанные с несовершенством законодательства. Это вопрос не нынешней законодательной власти, а вопрос последних десятилетий. Вопросы защиты прав детей находятся на четвертом плане. Есть откровенные пробелы, которые можно устранить буквально щелчком пальцев. Та же замена формулировок может много решить. Есть много правовых пробелов, коллизий, когда один закон противоречит другому, а бывает, что нормы просто не прописаны, не детализированы. Проблемы эти решаются, но очень медленно.
Зоя Мельник когда-то писала про форум педофилов. Эти люди — это преступные элементы, которые объединяются в сообщество и обмениваются советами, как совершать преступления. А мы - нормальные люди, имеющие своих детей, не объединяемся, а просто смотрим со стороны, как это происходит. Это не правильно! В декабре 2019 года приняли закон, что у нас будет реестр лиц, осужденных за преступления против половой свободы и неприкосновенности детей и о возможности добровольной химической кастрации. Сейчас март 2021 года – нет ни реестра, ни одного факта добровольной химической кастрации. Все идет слишком медленно, а цена этому – жизни детей. Да и возвращаясь к самой концепции, все то, что они придумали с химической кастрацией, это все неэффективно. И это доказано в более развитых странах.
- С законодательства какой страны вы бы взяли пример?
- Я ездил с рабочими визитами в Чехию. Приятно было посмотреть на их результаты. Все-таки это страна с общим прошлым с нами и на стартовых позициях 90-х годов мы шли на примерно одинаковых уровнях, если брать статистику, с которой я ознакомился. У них очень четко и детализировано прописана государственная концепция относительно защиты прав детей. У них большие технические возможности и система кибербезопасности. К примеру, их камеры считывают индекс мусора, и если камера считывает много мусора, значит там недостаточно смотрят за прохожими. Эта система автоматически прокладывает экипаж патрульной полиции по этим местам. Представьте себе уровень. Для меня это другая планета была. Сейчас двадцать первый век, когда мы сталкиваемся с «группами смерти», когда кибербезопасность детей приобретает большую актуальность. Соответственно и полиция должна развиваться, и Министерство юстиции, и службы по делам детей, и органы местного самоуправления.
У нас что ни соверши – либо пожизненное, либо максимальный срок 15 лет. Мы сталкиваемся с тем, что эти люди выходят на свободу через 7-8 лет более юридически подкованными, знают, как их будут искать, и соответственно, знают, как заметать следы. Мы имеем дело с более подготовленными преступниками. В Чехии это все намного жестче и сложнее, но их система предусматривает и определенные гарантии для жертв. Ведь порой уже невозможно исправить психику ребенка, который подвергался сексуальному насилию. Был случай, когда мальчика не один год насиловал родственник, хотя я считаю, что уместнее его называть существом. Он переодевал ребенка в девочку и совершал над ним насилие. И у ребенка на уровне психологии сложилось убеждение, что он - девочка. Он немного подрос и своим поведением начал нарушать права других людей. Мы нашли этому ребенку серьезного специалиста в области психиатрии, но это ни к чему не привело.
- Сейчас, как и после убийства Даши Лукьяненко, вся страна гудит о зверском убийстве 7-летней Маши из Херсонской области. Люди требуют самосуда или введения смертной казни за такие преступления. Каково ваше мнение на этот счет?
- На днях президент подписал проект закона об усилении ответственности и расширении некоторых юридических понятий. Я еще не закончил анализ этого проекта и он еще не вступил в силу. Но это не связано с конкретным случаем с Машей. Речь идет о ратификации международных обязательств, которые на себя взяла Украина. Смертная казнь – не метод, она вызовет боле глобальные последствия. К нам будут применены санкции, так как это идет вразрез со Всеобщей декларацией прав человека ООН. Хотя, по моему внутреннему мироощущению, нужно ужесточать наказания. Нужно физически оградить этих лиц от рецидивов. У многих возникает встречный вопрос, мол, почему мы должны их содержать за наши налоги, я могу аргументированно сказать, что тот ущерб, который эти лица нанесут, будучи на свободе, не сопоставим ни с какими деньгами.
- У вас масса наработок о том, как улучшить наше законодательство в вопросе защиты прав детей. Не было мыслей пойти в депутаты, чтобы продвигать свои идеи?
- Да, у меня есть хобби, я веду записки, размышления, предложения в этом отношении. Уже было несколько попыток передать частично эту информацию тем, у кого есть власть, но это ничем не закончилось. Я даже согласен, чтобы кто-то другой на этом пиарился, лишь бы был какой-то КПД, но и этого не произошло. Так что я не хочу отождествлять себя с политикой, боюсь, что из Ревуна превращусь в крикуна. Я юрист, правоохранитель и привык работать головой, а не кричать. Боюсь, что это убьет во мне всякое желание и я уйду бабочек коллекционировать, а у меня большие планы.