Реально ли осуществить озвученные планы, рассказывает глава общественной организации «Национальное движение “За трансплантацию” Юрий Андреев.
– Как Вы оцениваете такую инициативу президента? Реально ли ее реализовать?
– Меня очень радует то, что о трансплантации говорят в высших чиновницких кабинетах. Это первый президент, который заявил, что это направление медицины необходимо развивать, нужно вкладывать деньги и делать все для того, чтобы сама система трансплантации в Украине заработала. Ведь действующий закон есть, который меняли, исправляли и дополняли. А вот самой системы до сих пор нет. Есть лишь единичные трансплантации от неродственного донора. Так, почки могут пересадить в Запорожье, с недавних пор – в Ковеле и Львове, где в больницах начали проводить диагностику смерти мозга. Правда стоит упомянуть о том, что операции в двух последних городах, скорее, можно назвать операциями престижа. Ведь весь процесс трансплантации происходит в ручном режиме и построен на энтузиазме врачей. К тому же, из каждой такой операции делают целое телевизионное шоу, в то время, как для заграницы трансплантация – серые будни из жизни больницы. Надеюсь, что скоро и для нашей страны слово «трансплантация» не будет звучать, как сенсация.
– Как Вы считаете, достаточно ли двух лет, о которых сказал президент, чтобы создать такую систему? И хватит ли именно суммы в 3-4 миллиарда гривен?
Большая проблема в том, что чиновники не всегда понимают в том, что такое трансплантация и как она должна работать. Часто к обсуждению привлекают не врачей, а каких-то новоявленных экспертов, общественных активистов. Я считаю, что за столом должны сидеть чиновники и профильные врачи – анестезиологи, хирурги, медсестры как минимум. Хоть я сам являюсь общественным активистом, однако считаю, что есть рамки, за которые заходить нельзя. Я не могу указывать врачу, как лечить и спасать жизни. Могу лишь сказать, что при правильном подходе к организации процесса пару лет для развития трансплантации вполне может хватить. Если все это время мы будем просто проводить «круглые столы» и рассказывать врачам счастливые истории о донорстве, увы, трансплантации в Украине не будет. Что касается суммы – 3-4 миллиарда гривен хороший старт для развития трансплантации. Главное с умом эти деньги потратить.
– А такого не происходит, чтобы указанные Вами специалисты оказывались за одним столом?
– К сожалению, при предыдущих руководителях Министерства здравоохранения и власти в целом этого не происходило. При Ульяне Супрун вместо врачей спрашивали мнение непонятных экспертов, общественных деятелей, которые не совсем понимают, как правильно это делать. Все письма и обращения врачей пылились на столах чиновников.
– А хватит ли сроков и средств, которые обозначил президент?
– Сложно сказать. Почему в Украине не построена система трансплантации? За полгода мы имеем только около десятка трупных пересадок, но это при том, что сам процесс активизировался, и нашелся главный врач, который у себя в больнице начал проводить процедуру диагностики смерти мозга умершим людям. Соответственно появились и доноры. Мы понимаем, что процедура диагностики смерти мозга должна проводиться каждому умершему человеку в реанимации, независимо от того, есть ли в стране трансплантация или нет. Эта процедура в Украине на 99 % не проводится. Год назад наша организация спрашивала у больниц, которые аккредитованы на то, чтобы заниматься такой деятельностью, что им не разрешает диагностировать смерть мозга, чтобы потом у врачей появился повод общения с родственниками на предмет изъятия органов.
– И что они ответили?
– 80 % больниц ответили, что у них нет того или иного оборудования, которое необходимо для диагностики смерти мозга. Физически врачи могут это делать, но нет оборудования. Тогда мы обратились к Минздраву, тогда еще была Ульяна Супрун, с предложением закупить это оборудование. На сегодняшний день, по моей информации, этого сделано не было. Менялись руководители Минздрава. Были очень красивые лозунги, ни ничего не заработало. Единственное, на что сподобилось руководство Минздрава при Ульяне Супрун, они выделили один миллион долларов на закупку реестров, единой информационной системы, которая была прописана в законе. Средства выделили, конечного продукта не получили. Когда правоохранительные органы спросили, на что пошли деньги, то уже новым руководителям Минздрава принесли небольшую флэшку и сказали: тут все ваши реестры. Вот один миллион долларов. Сейчас этих реестров до сих пор нет. Уже новые руководители Минздрава смотрят, какие есть ошибки, что работает, что нет. И эта система должна запуститься. Если мы говорим, о деньгах, то их нужно вкладывать в оборудование, закупать его на места, чтобы у врачей было оборудование для диагностики смерти мозга, боксы для проведения процедуры трансплантации костного мозга. Чтобы взрослому пациенту провести пересадку костного мозга, нужен асептический бокс, место, где эта процедура проводится, и где потом пациент находится в абсолютно стерильных условиях хотя бы месяц-полтора в зависимости от состояния здоровья. Но такого нет.
– Вы рассказывали об опыте трансплантации при Ульяне Супрун. А при нынешнем Минздраве что-то изменилось или нет?
– Сейчас ситуация в Украине такая, что у нас COVID-19 и все сосредоточены именно на борьбе с коронавирусом. Но при этом, насколько мне известно, идет работа по развитию системы трансплантации, и наконец-то начали привлекать врачей к этому процессу. Надеюсь, что в ближайшее время система заработает. Это нужно сделать. Есть заявление главы государства, и это хорошо. Но кроме слов должны быть реальные действия чиновников на местах и чиновников Минздрава.
– Закон, который принят по трансплантации, работает или он не очень эффективен?
– Закон действующий, но он не работает. Чтобы он работал, необходима работа исполнительной власти, которой до этого не было. Закон 1999 года в целом был неплохим. То, чего не хватало для модернизации системы трансплантации, можно было бы исправить подзаконными актами. Но тогдашнее руководство Минздрава не удосужилось подготовить эти проекты постановлений. Им показалось легче написать новый закон, который приняли в 2018 году. Там было более детально расписано, как должна работать система трансплантации, введено понятие ЕДИСТа (Единая государственная информационная система трансплантации органов и других анатомических материалов – Ред.), трансплант-координатора. Для нас, пациентов, все равно, какой закон примут и какие постановления подготовят, нам важно одно – работающая система трансплантации. Но чиновники забыли, что мало принять новый закон, необходимо его реализовывать. Именно из-за этого не были вовремя подготовлены все нормативно-правовые акты, и пришлось в 2019 году принимать изменения к закону, чтобы юридические неточности и невыполненная работа чиновников не связывала руки врачам. Сейчас много говорят о презумпции согласия или презумпции несогласия. Это никаким образом на самом деле не влияет на функционирование самой системы трансплантации. В США, например, действует презумпция несогласия, как и у нас. Тем не менее, там проводят десятки операций по трансплантации ежедневно. А у нас несколько в год. Я понимаю, что тема презумпции выгодна для так называемых «экспертов», потому что намного удобней рассказывать красивые истории, чем о настоящих проблемах в развитии трансплантации. А в нашей стране проблема не с тем, чтобы получить разрешение на донорство, а чтобы хотя бы констатировать смерть мозга. Если в больницах нет оборудования, и врачи боятся констатировать смерть мозга, то о какой презумпции можно говорить дальше? В соседней Беларуси тоже была поначалу презумпция несогласия, но там ее отменили только после того, как сама система трансплантации заработала, как часовой механизм. А в Украине внедрение согласия является преждевременным, поскольку есть непонимание общества. Услышав о презумпции согласия, псевдоэксперты начнут кричать о черной трансплантологии, которой по факту нет, но гуляют мифы, которые активно многими поддерживаются.
– Сколько людей нуждаются в трансплантации, и сколько трансплантаций проходит по факту в год? Например, экс-заместитель министра здравоохранения Украины Михаил Загрийчук приводил данные, что тратится на это в год 1,2 миллиарда гривен, и этого достаточно только для 400 человек, а реальная потребность у 10 тысяч человек в Украине.
– Например, в 2012 году на лечение украинских граждан заграницей тратилось лишь несколько миллионов гривен. О такой возможности мало кто знал, и люди просто тихо умирали дома. Когда эта тема начала подниматься в обществе, и люди начали больше узнавать, что все, кому нужна трансплантация, в Украине ее не могут сделать, то есть такая возможность сделать заграницей за государственный счет. Соответственно увеличилось не количество пациентов, которым необходима трансплантация, а количество людей, которые узнали об этой государственной программе и подали документы. В этом году более 400 людей получили такой шанс на жизнь. На 2020 год на программу лечения заграницей заложили рекордных более миллиарда гривен. Но и этих средств не хватит, чтобы полностью обеспечить таким лечением всех украинцев, которые в этом нуждаются заграницей. Мы понимаем, что ежегодно около 5 тысячам украинцев необходима операция по трансплантации органов или костного мозга. С этого количества только несколько сотен людей получают такую медицинскую помощь, такой шанс на жизнь в заграничных клиниках. 300, 400, пусть 500 человек в год, но их 5 тысяч. Большинство людей не обеспечены таким доступом к этой медицинской помощи. Они вынуждены или жить и собирать деньги в надежде, что у них получится выехать куда-то на такое заграничное лечение, или надеяться, что эта система заработает в Украине и им смогут пересадить орган или костный мозг в Украине. Трансплантация – это всего лишь медицинская помощь, которая необходима человеку. К сожалению, украинцы не обеспечены доступом к ней. Кроме того, что выделяются средства на заграничное лечение, нужно вкладывать деньги в украинскую медицину, чтобы в будущем – через 2, 3, 5 лет – мы могли бы пациентов лечить в Украине. Для государственного бюджета это будет в разы дешевле, чем сейчас такие операции обходятся в заграничной клинике. Себестоимость самой операции по пересадке сердца около 15-20 тысяч долларов. Мы платим белорусам за такую операцию 100 тысяч долларов. В пять раз дороже, чем это бы стоило для бюджета Украина, если бы вложить средства в наши медицинские учреждения.