Пытки, которые применяют к украинцам, ставшими узниками или заложниками России, начинаются на этапе расследования, когда из задержанных пытаются выбить показания, отмечает правозащитник, координатор общественной инициативы Евромайдан-SOS и председатель правления Центра гражданских свобод Александра Матвийчук. Все это, по ее словам, сопровождается изоляцией узников от родных, независимых адвокатов, украинского консула. «Все ужасы, о которых рассказывает Геннадий Афанасьев – ток, удушение противогазом, – происходили на этапе следствия», – подчеркивает Матвийчук.
Она добавляет: украинцев, ставших заложниками Кремля, можно поделить на три условные группы. Во-первых, те, кто проходит по сфабрикованным процессам с политическими мотивами в РФ и на территории Крыма. Во-вторых, находящиеся в подвалах на неподконтрольной Украине территории Донбасса. В-третьих, больше 5 миллионов граждан, которые проживают на оккупированной территории. «Речь идет о 2,5 миллионах людей в Крыму и 3 миллионах в «серой зоне» на Донбассе», – объясняет правозащитник.
Подробнее об особенностях освобождения представителей каждой их групп и том, где ситуация с «узниками Кремля» наиболее критичная, в интервью FaceNews рассказала Александра Матвийчук.
На какие группы Вы делите «узников Кремля»? И почему в вопросе их освобождения важно говорить об условных группах?
Почему мы объединяем людей в эти довольно таки условные группы? Понимание, кто эти люди, и в какой группе они находятся, помогает нам определить, что можно и нужно делать в конкретной ситуации.
Когда мы говорим о «заложниках Кремля», то к первой группе принадлежат люди, которые проходят по сфабрикованным уголовным процессам по политическим мотивам в России и в оккупированном Крыму. Понятно, что там нет независимого правосудия. Но там есть здание, где написано «суд», там есть человек в мантии, который называет себя судьей. С правом на справедливый суд это ничего общего не имеет, но есть хотя бы какие-то симулякры. В таких случаях адвокаты отрабатывают все правовые и процессуальные возможности, и делают все, что в их силах на уровне Российской Федерации, а потом продолжают работу с международными структурами, например, Европейским судом по правам человека.
Вторая группа «заложников Кремля» – это люди, находящиеся в подвалах оккупированной части Донецкой и Луганской областей. Даже если незаконные вооруженные формирования предъявляют им обвинения в нарушении статей Уголовного кодекса еще советского режима, понятно, что здесь вообще нечего говорить даже о квазиправовой процедуре.
Вместе с коллегами мы опрашивали 165 людей и записывали свидетельства. Людей держали в подвалах, гаражах, собачьих вольерах, канализационных люках. Каждый второй гражданский сказал, что был поддан пыткам. И нужно понимать, что речь идет не просто про избиения. Это и изнасилование, электрический ток, отрезание пальцев, простреливание частей тела. Мы зафиксировали многие ужасные вещи, которые делали люди с автоматами, поскольку почувствовали полную безнаказанность. Интересно, что 16% гражданских лиц, которых мы опросили, сказали, что были прямыми свидетелями, когда во время так называемых очных ставок или допросов людей забивали насмерть. Все это мы задокументировали и передали в Международный уголовный суд в Гааге.
Третья категория, о которой я бы говорила как о заложниках Кремля, это 5,5 миллионов людей, проживающих на оккупированной территории, независимо от того, как они сами относятся к оккупации. Речь идет о 2,5 миллионах людей в Крыму и 3 миллионах в «серой зоне» на Донбассе. Последние, например, не имеют никакой возможности защитить от произвола человека с автоматом свою собственность, здоровье, свою жизнь и жизнь близких.
Что касается Крыма, то мы видим, что не существует никакой возможности защититься от политических преследований. Это начинает чувствовать на себе даже пророссийски настроенная часть населения, те, кто радовались аннексии. Однако они привыкли, что под украинской юрисдикцией имели право на мирное собрание, а теперь, когда они выходят протестовать против закрытия кадетского корпуса с портретами Путина, их избивают и привлекают к административной ответственности. Россия, которую они видели с телевизора, неожиданно оказалась совсем иной Россией, которая воцарилась на полуострове.
О третьей категории тоже нужно говорить, потому что они требуют нашей защиты. Прямо сейчас у Украины очень ограничены возможности непосредственно повлиять на то, что происходит с конкретным человеком или группой людей, но это не является для нас оправданием ничего не делать. Нашей стране нужно использовать существующие международные механизмы либо, если таковых нет, создавать новые.
Последние годы показали, что Украине сложно противостоять России на международном уровне. Например, у федерации есть право вето в Совете Безопасности ООН. Кроме того, около года назад РФ приняла решение, согласно которому может избирательно выполнять решения Европейского суда по правам человека. Какие международные механизмы могут помочь повлиять на Россию?
Это вопрос о том, что нам нужно иметь стратегию, в которой будут предусмотрены в комплексе правовые, дипломатические, экономические и иные действия. Но такой стратегии у Украины, к сожалению, нет. И это проблема.
Вы правильно заметили: летом прошлого года в России закрепили процедуру, которая должна постараться предать легальный вид нарушению международных обязательств, и теперь они сами решают, какое решение Европейского суда исполнять, а какое – нет. Когда Россия начинает демонстрировать подобное, ситуация переходит из правовой плоскости в дипломатическую. И украинские дипломаты должны говорить: если право не действует, и Россия не понимает резолюции ПАСЕ, предписания Комитета ООН или решения Европейского суда, то давайте говорить с ней языком, который она понимает. Если Россия не исполняет решения Европейского суда, давайте говорить об ужесточении санкций. Это все должно действовать в комплексе.
Пока у нас нет полноценной стратегии в вопросе «узников Кремля», часть задач государства ложится на плечи общественных активистов. Вы являетесь одним из инициаторов кампании LetMyPeopleGo, которая курирует тему освобождения российских заложников. Кто входит в этот список?
В списке LetMyPeopleGo – граждане Украины, которые удерживаются по политическим мотивам в местах несвободы в России и в оккупированном Крыму.
Сколько людей сейчас входит в список?
Это очень болезненный вопрос, потому что иногда очень тяжело определить присутствие политического мотива. Например, правозащитники говорят, что с Крыма были незаконно перемещено 2 200 заключенных. Откуда я знаю, все ли они были законно осуждены или нет? Зная, как работает авторитарная система, предполагаю, что многие незаконно. Но то, включаем ли мы в список человека, зависит еще и от того, есть ли в деле политический мотив.
Летом мы говорили о 28 людях, потом добавилась «группа Панова». Мы встречались с адвокатом, и сейчас ждем материалы дела. Похоже на то, что они будут включены в наш список, но мы хотим посмотреть материалы. Второй пример – журналист Роман Сущенко, к материалам его дела вообще нет никакого доступа, потому что оно проходит по статье «шпионская деятельность» и засекречено. Как быть в этом случае? Все указывает, что очень похожее на дело Юрия Солошенко, Валентина Выговского, но всегда есть риск, потому что проверить невозможно (на момент выхода статьи «группа Панова» и журналист Роман Сущенко были включены в список кампании, – FaceNews).
Когда те, кого удалось освободить из плена, рассказывают, что им пришлось пережить, становится по-настоящему страшно. Например, пытки, о которых говорил Геннадий Афанасьев. Где сейчас наиболее критическая ситуация в аспекте обращения с нашими узниками?
То, что рассказывал Геннадий Афанасьев, и через что прошли достаточно многие люди из списка, началось не во время отбывания наказания, а намного раньше, во время так называемого расследования. Тогда их изолировали от родных, не допускали независимых адвокатов, украинского консула, и пытали, чтобы выбить признания. Все ужасы, о которых рассказывает Геннадий Афанасьев – ток, удушение противогазом, – происходили на этапе следствия. Одна из российских адвокатов, когда увидела, в каком состоянии находится ее клиент, пришла к следователю с прямым вопросом: «Что Вы с человеком сделали?», на что он ей говорит: «Что Вы хотите, у нас со времен Ивана Грозного методы следствия не поменялись».
Поэтому здесь нужно следить, что происходит с человеком на этапе следствия, что происходит с ним во время судебного процесса и что происходит после вынесения приговора. Эти этапы имеют свои особенности. Во время следствия, как я говорила, существует проблема искусственной изоляции, а во время отбывания заключения очень тяжело с получением любой информации, тогда о человеке постепенно забывают. Здесь задача общественности – не забывать, постоянно напоминать о том, что человек сидит. Это повышает шансы на то, что его выпустят.
Касательно того, кто находится в наихудшем состоянии, то из того, что нам известно, мы можем отдельно выделить Станислава Клыха. Пытки не проходят для людей бесследно, и, к сожалению, он потерял психическое здоровье. Это стало очевидным для всех, когда он отказался от независимого адвоката, которая боролась за его освобождение, и сказал, что хочет, чтобы его защищал Стас Михайлов, Пелагея, Шура или Зверев. Ему присудили двадцать лет, при этом медико-психологическая экспертиза, которая проводилась в Чечне, признала его абсолютно психически здоровым. Естественно, он сейчас в очень тяжелом состоянии.
Александра, вряд ли Вас удивило, что апелляция по делу Карпюка и Клыха, которая рассматривалось в Верховном суде России около месяца назад, оставила в силе приговор об осуждении их на 22,5 года и 20 лет.
Никакой надежды на правовое решение нет. Есть надежда, что руководство России вследствие международного давления примет политическое решение их выпустить. И тогда их обменяют, помилуют, экстрадируют либо найдут любой другой правовой механизм, чтобы, сохранив лицо, Россия могла вернуть их домой.