Европа сегодня не только нуждается в возвращении связей с Россией, но и не понимает угроз, которые несет федерация. Об этом в эфире программы «Люди. Hard Talk» на телеканале «112 Украина» заявила вице-спикер парламента Оксана Сыроид. По ее словам, Россия ведет не только военных террор, но и денежный.
«Российский террор денег фактически сделал Европу немой касательно российской агрессии. Это то, что не дает Европе признавать реальность и говорить правду, потому что там есть огромный экономический интерес России», – отмечает политик.
Украине же нужно защищать свои интересы самостоятельно, ведь наряду с угрозой российских денег в Европе мир вскоре ждет ряд важных политических событий – выборы президента США и смена лидеров в ряде европейских стран.
О том, как Украине защитить себя, и том, какие вызовы стоят перед парламентом в преддверии осенней сессии, Оксана Сыроид дискутировала с журналистом Натальей Влащенко в программе «Люди. Hard Talk».
Наши солдаты знают, как воевать, они даже находят, чем воевать, у них возникает вопрос, за что они воюют
Насколько я знаю, Вы достаточно долгое время были в АТО и можете «с пылу с жару» рассказать, что сегодня происходит на востоке.
Я думаю, что на востоке есть реальность, а мы, все остальные, пребываем где-то в искусственной, синтетической реальности, которая создана для потребителя. Реальность является таковой, что нет АТО, парни называют это только войной. То есть, никто никогда не скажет слово «АТО», его не существует. Также нет АТОшников, есть военные – наши солдаты или командиры.
Наибольшая реальность – это ни мира, ни войны. Это то, что очень сильно мешает Вооруженным силам развиваться. Сегодня у нас уже есть очень опытная армия. Когда-то на одной из встреч генерал Бридлав, командующий НАТО в Европе, который в мае пошел на пенсию, сказал, как по мне, гениальную вещь. Он сказал: «Армия начинается с достоинства солдата. Солдат должен знать, как воевать, иметь, чем воевать, и понимать, за что он воюет». Сегодня наши солдаты знают, как воевать, они даже находят, чем воевать, у них возникает вопрос, за что они воюют. И это вопрос, на который мы обязаны дать им ответ.
Какое-то время назад Вы сказали, что наш Генштаб – это парк юрского периода. Эта фраза очень критиковалась в социальных сетях. Насколько сегодня Вы можете подтвердить эту формулировку или опровергнуть и сказать, что «я, наверное, поторопилась», «я, наверное, не очень правильно сформулировала». Все-таки, что происходит в Министерстве обороны, Генштабе, и насколько люди, которые там находятся, отвечают требованиям сегодняшнего дня?
Я думаю, чтобы оценить, насколько Генеральный штаб или Министерство обороны работают, достаточно посмотреть на состояние Вооруженных сил Украины. Это является объективной реальностью. Если солдаты не хотят оставаться на контрактную службу, это значит, что есть проблема в мотивации. Это значит, что не работает Генштаб, потому что он не мотивирует солдат, которые получили уникальный опыт, которые провели на войне уже два года, что они не хотят остаться. Они хотели бы, но у них есть вопросы, на которые им не дают ответа.
Дальше – если командир бригады в течение двух лет не может выбить деньги, чтобы перекрыть и отремонтировать помещение казармы, чтобы люди на ротации не жили в палатках в сорокаградусную жару или в двадцатиградусный мороз, то это вопрос к Министерству обороны.
Закон есть, однако контроля нет
Видео, я могу назвать бригаду, потому что они представлялись, которое видели все, когда они говорят, что у них просто нет еды. У меня вопрос: 55 миллиардов гривень, которые дали в этом году на армию… Нельзя купить морковь, картошку для людей, чтобы их элементарно накормить?
Собственно, это тоже – качество работы и Министерства обороны, и Генерального штаба. Это способность ответить людям, куда пошли средства. Если мы тратим 5% нашего бюджета на безопасность и оборону, это же 5% денег людей, то пусть Министерство обороны скажет людям, на что они те деньги потратили.
Почему командир бригады не может отремонтировать казарму? Это стоит аж 25 миллионов гривень. Мы посчитали, например, если взять все бригады в Украине – двадцать бригад – и дать им по пятьдесят миллионов, чтобы они обустроили место своей постоянной дислокации, это заберет один миллиард. Один! На Вооруженные силы выделено пятьдесят пять. Если этот один не дошел до солдата, то где он остался?
Позволю себе еще раз вернуться к той программе. Тогда Вы сказали, что у парламента нет возможности контролировать, как происходит это финансирование – если ли коррупция, где, на каких тендерах и т.д. После Вас был Антон Геращенко и сказал, что это неправда, что есть закон, в соответствии с которым парламент может контролировать, «як ці кошти ходять». Где противоречие?
Закон есть, однако контроля нет, потому что в законе парламент теоретически может это делать.
На практике как?
Каким способом я могу это делать? Только путем того, что я должна вызвать начальника Генерального штаба или генералов, работающих в Генштабе, и они обязаны прийти и отчитаться, куда тратятся деньги. Я же их не спрашиваю о спецификации вооружений, и даже если бы я это спросила, они мне обязаны сказать, но я спрашиваю то, что я обязана знать – куда потратились деньги людей. А если начальник Генштаба не приходит…
Например, если в Соединенных штатах один из глав Генштаба вдруг не появится на заседание парламентского комитета, то с этого момента он перестанет работать в Генштабе и перестанет быть генералом. То есть, это является основанием для разжалования и увольнения. А у нас начальник Генштаба из всех раз, когда его вызывали, один раз был в парламенте, однако он и дальше начальник Генштаба. У меня тогда есть вопрос к президенту – почему нет санкций касательно руководства Генштаба, который не отчитывается в соответствии с законом перед парламентом?
И перед обществом тоже, потому что с журналистами встречаются крайне редко или вообще не встречаются.
Конечно. Но для чего нужно ходить в парламент? Это же не для того, чтобы депутаты знали. Перед парламентом нужно отчитываться только для того, чтобы люди могли это увидеть. Для чего парламентская процедура должна быть прозрачной? Для чего нужны парламентские дебаты? Чтобы люди, наблюдая за этим, могли понимать, что происходить.
Россия ничего нового не сказала и не придумала
Смотрите, с одной стороны, есть армия, где не идет реформа. С другой стороны, существуют Минские договоренности, по которым возникли очень большие вопросы. В статье «Крайний год» Сергей Рахманин, известный журналист, говорит о том, что российская сторона предложила новый, очень жесткий план урегулирования на Донбассе. Сейчас это все обсуждают, и участники минского процесса, не буду называть фамилию, но в частных беседах подтверждают это. Итак, что это за новый план? В нем говорится, что выборы на оккупированных территориях будут проводиться на мажоритарной основе, а это означает, что там могут избираться только лица, которые постоянно проживают в ОРДЛО. Киеву разрешать продвигать в комиссии только по одному человеку, и эти люди не могут быть председателями комиссии или секретарями. Второе требование, что очень тревожит, полномасштабной и безоговорочной амнистии. Это означает, что все эти «захарченки», «плотницкие» получат амнистию. И третье – закон об особом статусе Донбасса без любых временных ограничений и закрепление этого статуса в Конституции. Как Вы считаете, будет ли принята такая дорожная карта? Чем вызвано это новое, так сказать, давление России? И будет ли это означать, если все это будет сделано, фактически федерализацию Украины? Не исключено, что некоторые другие территории тоже захотят такого статуса.
Я бы на это смотрела шире. Россия ничего нового не сказала и не придумала. Все эти требования были известны если не в 2013, то в 2014 году.
Но о полной амнистии не говорили, понимаете?
Это понималось, это звучало давно. И Минск-2 написан именно так, там нет никаких изменений касательно Минска-2. И то, что написано в Минских договоренностях, в частности, в пункте 11 – там что, (есть, – FaceNews) какие-то предостережения касательно амнистии? Там написано «амнистия». Что изменилось? Что Россия предлагает нового, на что Украина не согласилась во время подписания Минских договоренностей? Это формулы, которые были заложены давно. И то, что сегодня Россия на них настаивает… Не только Россия будет сейчас осуществлять на Украину давление, чтобы на это согласиться.
Однако это является планом юридической капитуляции, это не является выполнением Минских договоренностей, это не является предупреждением конфликта, это никаким образом не является решением конфликта. Это является самой обычной капитуляцией. И это свидетельствует о том, что путь, который был избран, был ложным, и сейчас именно тот момент, чтобы остановиться, пересмотреть и пытаться изменить эту ситуацию. Если этого не сделать, если сейчас не пытаться остановиться и изменить нашу стратегию, я Вам могу приблизительно сказать, что будет.
Чтобы это было выполнено, Россия пойдет на любые действия. То есть, этот путь сейчас быстрее приведет к эскалации, чем, например, поиск альтернативного пути. Почему? Потому что Россия для Минска-1 сделала Иловайск, для Минска-2 сделала Дебальцево. Сейчас сделают еще где-нибудь эскалацию, чтобы получить поддержку своего решения.
Выход только один – признать законом оккупацию части территории Украины Россией
Какой выход Вы видите? Все эксперты говорят, что могут быть сняты санкции, потому что Запад настаивает на выполнении Минских договоренностей. Их, конечно, не выполняют обе стороны, но при этом мы – формальная сторона конфликта, а Россия – нет. Минские договоренности построены так, что Россия там не фигурирует как формальная сторона конфликта. Что делать?
Поэтому выход только один – принять юридическое решение, законом признать оккупацию части территории Украины Россией, назвать оккупанта.
Почему правительство этого не делает? Почему Верховная Рада этого не делает, ведь это ваше право?
Для этого нужно Липецкую фабрику сжечь. Понимаете?
Может, послать туда диверсионную группу и сделать это?
Я не знаю, но это может сделать только тот, кто ею владеет. Это должно было быть сделано, и тогда развязаны руки.
Иными словами, Вы говорите о том, что если бы наши топ-менеджеры – политические, государственные – отказались от той торговли, которая у них сейчас в России, от того бизнеса, нам сегодня было бы значительно легче выстраивать свою политику с Россией?
Абсолютно.
Российский террор денег фактически сделал Европу немой касательно российской агрессии
Ведь есть много проблем. Запад сегодня устал, у Запада появились свои проблемы – террористические акты, на носу выборы в США, Германии, во Франции и т.д. Если придет Саркози, если придет Трамп и еще кто-то, то мир, в котором мы вот эти взаимоотношения с Западом (строили, – FaceNews), для нас это может стать совсем другой реальностью, потому что часть Запада, и большая часть, хочет возобновить торговлю и взаимоотношения с Россией.
Конечно. Это является естественным процессом. Не нужно никого обвинять. Понимаете, нет и не может быть ни антипутинской коалиции, ни проукраинской коалиции, потому что каждое государство естественно, прагматично думает о своем интересе.
Сегодня Европа, с одной стороны, прагматично нуждается в возвращении связей с Россией. Мы совсем недавно были в Лондоне с рабочим визитом, и один из лордов на встрече, абсолютно искренне, нам, представителям из Украины, сетовал, как они страдают, что у них плохие связи с Россией, и просил нас посоветовать, как им восстановить связи с Россией.
Они не понимают, почему они не должны торговать с Россией, а мы торгуем.
Даже не это. Потому что они действительно страдают от этого. Более того, они не понимают угроз, которые несет Россия сама по себе и российские деньги. Ведь российский террор – это не только вооруженный террор, это и террор денег. Российский террор денег фактически сделал Европу немой касательно российской агрессии. Это то, что не дает Европе признавать реальность и говорить правду, потому что там есть огромный экономический интерес России.
Поэтому не нужно ждать, что кто-то будет нас защищать, нужно, прежде всего, думать о нашем интересе, а потом нужно понимать, как Вы правильно говорите, что скоро сменяться главные лидеры и в Соединенных штатах, и в европейских странах тоже. И мы окажемся в ситуации, когда руководить миром будут люди, которые не переживали с нами ни Майдан, ни начало аннексии или начало оккупации. Они скажут: «Слушайте, так ничего же не было, юридически ничего не определено. Разве Россия названа оккупантом? Разве где-то зафиксирован факт оккупации Украины? Значит, «не было никакого кошелька». Ничего не было».
Поэтому это обязанность Украины, прежде всего. Если уже сегодня генеральный секретарь Объединенных наций говорит о том, что Россия, оказывается, помогает решать конфликт на востоке Украины, это значит, что параллельная реальность нам уже фактически навязана.
И депутаты Европарламента уже ездят в Крым.
Конечно.
Польские парламентарии просто увлеклись, вошли в кураж
Кроме этого нашего соседа, есть еще соседи, с которыми мы дружим, которые нам помогали и т.д. Я имею в виду, прежде всего, Польшу. Вы – вице-спикер парламента. Олег Мусий зарегистрировал в Верховной Раде постановление №5012 о геноциде украинцев поляками. Это, как я понимаю, симметричный ответ на недавнее постановление польского Сейма. Как считаете, имеет ли это постановление какую-то перспективу? И если оно будет проголосовано, и даже, если оно не будет проголосовано, какими будут последствия?
Кроме того, что я являюсь заместителем головы Верховной Рады, я также являюсь сопредседателем межпарламентской ассамблеи Украина-Польша. Угрозу принятия этого решения польским парламентом мы знали где-то год назад. К сожалению, исполнительная власть, правительство, я бы сказала, вообще не прикладывали усилий к тому, чтобы предотвратить этот процесс, и фактически самоустранились. Только отдельные парламентарии, в частности, Борис Тарасюк, я и некоторые другие члены межпарламентской ассамблеи Украина-Польша прикладывали усилия, чтобы объяснить полякам опасность такого решения, потому что оно приведет к рождению недоверия. То есть, мы вышли на другой этап взаимоотношений, появилось восприятие, во всяком случае, украинцами поляков, в положительном свете, как дружественной нации. Это во-первых.
Во-вторых, конечно, это подорвет доверие к тем политическим силам, которые были настроены на сотрудничество с польской стороной. Все эти вещи мы коммуницировали и в официальных письмах, и на неофициальных встречах.
Однако, к сожалению, как по мне, польские парламентарии просто увлеклись, вошли в кураж, взяв исторически чувствительный вопрос, на котором очень легко заработать краткосрочные политические дивиденды. Они взяли его на политический щит. Уже войдя в кураж, не было, куда отступать, и приняли такое решение. Я считаю, что это решение является грустным для самих поляков, прежде всего. Украинцы, которые уже сейчас прожили два года войны, которая является наибольшим унижением для нации, я считаю, не должны отвлекаться, чтобы искать какой-то симметричный ответ в поисках фактов геноцида. И не нужно путать историю с политикой. Исторически Украина страдала от польской колонизации очень сильно. Однако это – задание историков. Я как политик не хочу об этом говорить.
Об этом даже опасно сейчас говорить.
Это просто является неправильным для нашей нации.
Конфликт между прокуратурой и, например, НАБУ или другими органами правопорядка есть из-за недостатка компетентности
Перейдем к внутренним событиям. Мне кажется, этим летом, пока депутатов нет, пока они все сказали нам что, «вы тут держитесь, а мы пока отдохнем, денег все равно нет», очень активно работает Генеральная прокуратура.
Не все депутаты отдыхают.
Не все, но больше половины, и мы это знаем. Активизировалось очень много дел. «Дело Ефремова», есть очень много дел по добробатам. Депутаты Вашей фракции «Самопомощь» активно участвуют в этом конфликте. Я имею в виду драки под судами, драки в судах. Поддерживаете ли Вы, члены Вашей фракции позицию, что, скажем, люди, которые не являются ни судьями, ни адвокатами, ни прокурорами, заранее решают, кто прав, кто виноват, и начинают давить на суд? Как Вы к этому относитесь?
Вы зацепили очень огромный пласт проблем. Однако, если коротко сказать. Во-первых, конфликт между прокуратурой и, например, НАБУ или другими органами правопорядка, есть, я бы сказала, из-за недостатка компетентности.
Какой конфликт компетентности? НАБУ или Генпрокуратуры? Чьей?
Если Генеральная прокуратура берет не свою подследственность – подследственность, которая отнесена в компетентность НАБУ, то это некомпетентность Генеральной прокуратуры. Если Генеральная прокуратура делает из этого еще публичный скандал, то это подрывает доверие к самой Генеральной прокуратуре. И к НАБУ, к сожалению, тоже.
То есть, вся эта взаимная борьба в органах правопорядка уничтожает доверие к ним. Если к Генпрокуратуре ее не было, то к НАБУ у людей сегодня она есть, и очень не хотелось бы, чтобы это доверие было подорвано.
Что касается судебной системы. К сожалению, факт таков, что нет доверия к судам. Никто не помнит ни одного решения, которое, несомненно, вызывало бы доверие. И это отбивается на всех процессах, в том числе, уголовных производств.
Сколько Вы можете назвать сегодня уголовных дел, которые бы шли по статьям терроризм или сепаратизм? Сколько людей осуждено?
И что делать? Если нет доверия, например, к врачам, штурмовать операционные или что?
Упаси Бог. Я всегда рассчитываю на справедливое следствие и справедливый суд. Но люди, которые наблюдают картину, когда те, кто убивали наших, те, кто убивали украинских добровольцев, те, кто убивали украинских военных, те, кто делал диверсии в Харькове, террористические акты – если никто из них не посажен и даже до суда не доведен. Сколько Вы можете назвать сегодня уголовных дел, которые бы шли по статьям терроризм или сепаратизм? Сколько людей осуждено? Но у нас есть публичные процессы против своих военных. Я согласна, что тот, что осуществил преступление, независимо, является он военным или гражданским, должен быть наказан.
Так, может быть, не смешивать это все? Конечно, должны быть процессы против сепаратистов, террористов и разного рода негодяев, и нам обещают эти процессы. Арестован Ефремов, арестован еще один человек.
Я не говорю о политиках, я говорю о тех людях, которых задерживают в Украине, а потом... Вы знаете, сколько у нас есть решений суда, (когда, – FaceNews) на ходатайство прокурора отпускают тех, кто идет по статье терроризм и сепаратизм на выполнение Минских договоренностей? У нас есть сотни решений украинских судов.
Почему депутаты это не обнародуют?
Я в этом помещении уже не один раз об этом говорила.
Просто списки людей.
Есть реестр судебных решений, просто зайти в реестр. Мы присылали на 112 канал перечень дел из реестра судебных решений, где люди были выпущены, судья в мотивационной части пишет: «На выполнение Минских соглашений».
Я все-таки хочу понять. Если происходит такое безобразие с тем, что отпускают террористов, сепаратистов и так далее, Вы считаете, что тогда можно штурмовать суды?
Нет. Суды штурмовать нельзя ни при каких обстоятельствах.
Вы это обсуждаете на фракции, например, с Семеном Семенченко?
Конечно, мы это обсуждаем.
И Вы говорите свое мнение об этом?
Конечно.
Этот парламент имеет очень высокий уровень легитимности
Поговорим о Верховной Раде, потому что Вы – вице-спикер, проблем очень много, и нас ожидает новая осенняя сессия. Основные проблемы, мы знаем, состоят в том, что очень много системных нарушений, просто которые лежат в основе – ежедневные, нарушения регламента кнопкодавство, сигнальные голосования, голосования нечитаных законов, прогулы, давление на депутатов и скупка голосов. Это все есть. Я уже не говорю, что не произошло того, что обещали – снятия неприкосновенности, принятия определенных законов по следственным комиссиям и т.д. Что делать со всем этим конгломератом проблем? Является ли, с Вашей точки зрения, нынешний парламент способным провести реформы и легитимным не в том смысле, как он избран, а в том смысле, что он ничего не делает, то есть, работает не в правовом поле?
Этот парламент имеет очень высокий уровень легитимности, потому что он был избран после Майдана, имея огромное доверие людей.
Я сказала не в этой плоскости легитимный.
Это является единственной плоскостью легитимности. Что касается качества тех людей, которые были избраны, то она зависит от двух вещей. С одной стороны, от качества избирательного закона, который, к сожалению, остался «законом Януковича», который никто до сих пор не хочет менять. С другой стороны, от людей, которые выбирают.
Я являюсь заместителем головы Верховной Рады, однако это не я набираю депутатов на работу, и не голова Верховной Рады. На работу депутатов выбирают люди, и я считаю, что люди тоже должны смотреть на тех, кого они выбрали. Те, кто кнопкодавит – кто-то же за них проголосовал. Те, кто не ходит на работу, кто не ходит и не принимает участия вообще ни в какой работе – за них же кто-то проголосовал.
Оксана Ивановна, так нечестно. Вы говорите, что ответственность лежит на людях, которые проголосовали. Но, на самом деле, у людей нет ни инструментария отзыва депутатов…
У нас есть регулярные выборы. То есть, это – инструмент. Ответственность за работника несет тот, кто его нанял на работу, и сам работник. Кто нанял на работу депутатов?
Выборы при нынешних обстоятельствах являются опасными
Хорошо. Если депутаты, которые шли на выборы, и им поверили, потому что они шли после Майдана, обещали, что примут необходимые законы, сделают новый закон о выборах, проведут конституционную реформу и многое другое, но этого не сделали, то люди должны ждать еще несколько лет, пока эта большая масса людей, которая обманула доверие своей страны, и дальше будет прогуливать, ездить в Брюссель и делать вид, что работает? Или как? Как мы должны за свои деньги налогоплательщиков делать? Или все-таки должны быть внеочередные выборы? Давайте сложим мандаты, если не можете это все делать.
Этот парламент может и хочет.
В чем тогда дело? Кто мешает?
Люди, которые сегодня рассказывают о том, что этот парламент неспособный, нелегитимный, подрывают, я бы сказала, безопасность и суверенитет Украины, потому что выборы при нынешних обстоятельствах являются опасными из-за многих суждений. Прежде всего, из-за избирательного закона. Если будут внеочередные выборы по нынешнему закону, мы получим тиранию, потому что этот парламент может быть не таким добрым, как кто-то надеялся его увидеть, однако в нем есть хотя бы до сотни людей, которые не являются политическими рабами. А следующий парламент, скорее всего, на 100% это будут просто рабы. Если кто-то к этому стремиться, может дальше требовать досрочных выборов. Я, например, против этого.
В этом тезисе два вопроса. Почему следующие будут обязательно рабами? Это первый вопрос. И второй вопрос – какой смысл в существовании парламента, который не может принять очень большое количество…
Что не может принять?
Есть ряд законов…
Какие?
Которые обещали принять, но не приняли.
Кто?
Например, новый закон о выборах. Конституционную реформу провели? Не провели.
Это вопрос к президенту. Президент не хочет нового закона о выборах. При чем тут парламент?
Может, тогда президент вообще ничего не хочет? Но у нас же парламентская республика, а не президентская.
Вот Вы говорите: «Парламент не принимает». Парламент зарегистрировал.
У вас же есть полномочия – принимайте.
Есть зарегистрированный законопроект. Президент является главной наибольшей фракции в парламенте и будет во время следующих выборов главой наибольшей фракции в парламенте. Так для чего мы их проводим?
Это какая-то политическая шизофрения. Вы говорите, что «переизбирать нас нельзя, потому что следующие будут хуже». Но Вы говорите: «Нам мешают работать, мы не можем это принимать».
Почему нельзя переизбирать? Нужно переизбирать. Будут перевыборы, и нас переизберут. Если мы плохо работаем, то пусть нас больше не выбирают. Пусть выберут новых, однако люди двадцать лет выбирают тех самых.
Впервые в истории украинского парламентаризма вице-спикерами являются две женщины. Есть ли сегодня между вами тремя – Парубием, Вами и Ириной Геращенко – закулисные договоренности о том, кто и когда ведет заседание, кто сидит на каких-то ключевых голосованиях, например, Парубий? Есть ли между Вами конфликты? Есть ли какие-то вещи, о которых Вас предупреждают, что если этот закон не будет принят, Вы еще раз его ставите на голосование и т.д.? Есть ли там такое?
У нас между головой Верховной Рады и заместителями есть, я бы сказала, конструктивные рабочие отношения, они (такими, – FaceNews) были с самого начала. Нет никакой интриги. Я, может, разочарую телезрителей, потому что та рутина никому не интересна, однако это естественно, что голова Верховной Рады ведет заседания всегда, когда он есть, и ведет наиболее важные голосования и принятия решений. Это естественно для Украины, во всяком случае.
В других странах предвидена ротация, причем, в регламенте парламента определена ротация, то есть, что голова Верховной Рады и заместители по очереди ведут заседания, независимо от того, насколько важные или неважные вопросы рассматриваются. Мы, к сожалению, пока еще не дошли к этому. То есть, у нас до сих пор голова Верховной Рады воспринимается как начальник, а не как модератор процесса. Однако, я думаю, что мы это перерастем.
С кем Вы обсуждаете какие-то ключевые голосования, когда встречаетесь перед голосованием? С официальными лидерами фракций или с теми людьми, которые являются неофициальными лидерами? Кто на прямом контакте?
Этот парламент, я думаю, первый парламент за всю историю Украины, в котором есть много форматов для общения между лидерами фракций, головой и заместителями головы Верховной Рады, а также руководством Аппарата (парламента, – FaceNews). Кроме согласительного совета, перед тем мы – голова Верховной Рады и заместители, лидеры или представители фракций, ответственные за повестку дня – еще встречаемся для обсуждения повестки дня. Есть отдельно такие неформальные встречи, где мы тоже все вместе обсуждаем наиболее чувствительные вопросы.
На самом деле, это очень гибко. То есть, есть возможность, и я вижу готовность встречаться, чтобы много вещей обсуждать. Я понимаю, что в отдельных фракциях решения принимаются не в самом парламенте, и я, если честно сказать, не знаю, кто там является формальным и неформальным лидером, потому что для меня лично это неважно. Если есть необходимость принять какое-то решение, главное, чтобы оно было принято. Но для парламентаризма это вредно, потому что все решения должны приниматься в парламенте, и в парламенте должен присутствовать тот человек, который ответственен за фракцию или принятие решения.
Янукович может легализовать фактически все свои средства, вернуть их
Часть депутатов из фракции «Самопомощь» выступает за закон о спецконфискации. Некоторые депутаты, как Сергей Кираль, против. Насколько я понимаю, нет единства.
Мы очень едины в своей позиции.
И?
Позиция эта является таковой, что спецконфискация в такой модели, как она предложена сегодня народными депутатами – это уже, не знаю, какая-то восьмая версия – звучит только для того, чтобы легализовать украденные нефтепродукты Курченко и продажу евробондов. Поэтому мы никто этого не поддерживаем.
Про евробонды давайте уточним. Имеются в виду евробонды – деньги Янковича?
Да.
Фактически получается так: говорят, что закон о спецконфискации – это для того, чтобы забрать деньги Януковича, но, на самом деле, если Янукович подаст в суд, то Европейский суд – это будет, наоборот, легализация денег Януковича.
В этом законопроекте есть огромное количество опасностей. Во-первых, что эти евробонды могут быть проданы со скидкой, а тогда представлены к истребованию к бюджету Украины. Потом – Янукович может легализовать фактически все свои средства, вернуть их, и еще государство будет вынуждено заплатить тому же Януковичу компенсацию за то, что это было конфисковано неправильным способом, нарушающим право собственности. Однако больше всего рисков это несет обычным людям.
Потому что закон будет распространяться на всех.
Люди должны понимать, что угроза спецконфискации, которую нам предлагают больше, чем полгода, заключается в одном – можно арестовать что угодно и конфисковать и продать его без решения суда. То есть, могут временно арестовать имущество любого бизнесмена, и пока он может даже не знать, что оно арестовано, имущество, согласно постановлению следователя, могут конфисковать и продать.
Для меня люди не могут быть дискредитированы
Еще один вопрос, который не могу Вам не задать. Вы публично уже объяснили, почему посетили центр «Відродження». Вы сказали так: «Пользуюсь любой возможностью объяснять людям угрозу выборов на оккупированных территориях». Однако не смущает ли Вас личность скандального пастора Владимира Мунтяна? Не смущают ли Вас эти сеансы экзорцизма, финансовые взаимоотношения с паствой, какие-то снятия родового проклятья? Все-таки, мне кажется, может, стоило быть более переборчивой в местах, которые Вы посещаете даже с благородными целями.
Я Вам скажу несколько вещей. Во-первых, я как верующая хожу в греко-католический храм, чтобы там молиться. Я рождена в той вере, крещенная, воспитана, и менять это не собираюсь. Что касается центра «Відродження», я была там восьмого мая. Это не была никаким образом молитва, это был просто благотворительный концерт для киевлян по поводу дня примирения. Это не имело никакого отношения к религиозной практике.
Я понимаю, но личность пастора.
Это может кому-то не нравится, но перед тем я Вам скажу такое: это было восьмого мая, а когда появился сюжет?
Гораздо позже. Понятно, что кто-то его придержал. Это все ясно.
И когда мне говорят, что этим опекались СБУ и Администрация президента, мне жаль людей. У нас больше не на что тратить государственные деньги? Это наибольшая опасность в государстве? Я шла к людям. Для меня люди не могут быть дискредитированы. Там было десять тысяч людей.
Касательно того, что это кому-то может не нравится. Я не святая, по воде не хожу. Кто-то может считать, что это было ошибкой – пусть это воспринимает, как ошибку, но я говорила и говорю: все, что я делала и буду делать, я буду делать с добрыми намерениями в отношении людей и в отношении своего государства.
Если бы сейчас вернуться в тот день восьмого числа, Вы бы пошли туда?
Я никогда не живу в условном способе и никогда не говорю «если бы».