В Чечню она ехала впервые. Накануне события с иронией написала на своей странице в Facebook: «Я нахожусь в самом безопасном регионе».
Когда нападающие остановили автобус, девушка спала, поэтому не сразу поняла, что происходит. «Думала, что побьют стекла и уедут, федеральная трасса все-таки. О том, что сожгут автобус, мысли мне в голову не пришли», – вспоминает Катя.
Четверо человек били ее палками, в основном – по ногам. В результате – гематомы по всему телу, в том числе, подозрение на сотрясения мозга. В момент избиения девушка была уверена: палки только начало, начнут стрелять… Чтобы повлиять на ситуацию, Катя даже пыталась разговаривать с террористами.
Сейчас, после всего пережитого, настрой у нее продолжает оставаться боевым. «Раз нападают, значит не нравится, что кто-то занимается защитой прав человека. Значит, нужно продолжать защищать», – заявляет она.
Ранее FaceNews сообщал, что мобильная группа правозащитников и журналистов направлялась в Грозный на судебный процесс удерживаемых украинских граждан – Николая Карпюка и Станислава Клыха. При этом МИД Украины почему-то не посчитал нужным высказать свое возмущение столь вопиющим фактом нападения. В то же время, несколькими днями позднее глава ведомства Павел Климкин заявил о нападении на украинского дипломата в Грозном, который также находился в городе в связи с процессом Карпюка и Клыха.
Снятся ли Вам кошмары после случившегося?
Я редко вижу какие-либо сны. После нападения пока не снилось ничего.
Когда на автобус напали, какими были Ваши первые мысли?
Я спала, когда наш автобус остановили, поэтому не сразу поняла, что происходит. Сначала думала, что побьют стекла и уедут, федеральная трасса все-таки. О том, что сожгут автобус, мысли мне в голову не пришли.
Вас били палками. Это был один человек? Видели ли хоть каплю жалости к себе, как к женщине?
Да, меня били только палками. Не один, но думаю, и не все — человека 3-4. Я не пыталась вызвать к себе жалость из-за того, что я женщина, сначала я вообще молчала, было осознание того, что это не случайное нападение, и лучше не усугублять обстановку, ведь пострадать можешь не только ты сам, но и другие.
Сколько было нападающих?
Человек 20 точно было.
В одном из комментариев Вы говорите: «Было ощущение, что нас расстреляют». Вы плакали, кричали?
Я кричала от боли периодически, также кричала нападавшим, чтобы они прекратили, и что мы – журналисты. Но они особо не слушали. Потом, когда я упала, кто-то из наших ребят крикнул мне оставаться на земле, тогда я уже перестала кричать, просто голову руками закрывала. Я почему-то была уверена, что у них есть огнестрельное оружие, и что палки — это только начало.
Вы пытались вести диалог с террористами?
В какой-то момент мне пришла в голову мысль, что, возможно, я смогу повлиять на происходящее, если начну с ними говорить. Я стала кричать: «Что вы делаете, вы не знаете, кто мы, мы ничего не сделали». На что один из нападавших показал на меня пальцем и крикнул: «Ты защищаешь террористов». Я крикнула в ответ: «Кого из террористов я защитила?». Он задумался на мгновенье, после чего нанес мне удар палкой по голове.
Потом я еще несколько раз падала на землю и поднималась, кто-то из нападавших толкал меня в сторону поля, но мне было страшно отходить куда-то в сторону и поворачиваться спиной к ним, в голове постоянно вертелась мысль, что сейчас начнут стрелять.
Какие травмы Вы получили, как сейчас себя чувствуете?
У меня много гематом по всему телу: на лопатках, пояснице, локте, кистях рук, но в основном били по ногам, причем несколько раз подряд в одно и то же место — было очень больно. Также меня положили в больницу с подозрением на сотрясение мозга, голова потом болела несколько дней. Сейчас уже все в порядке, скоро на работу пойду.
Есть ли внутреннее ощущение, сколько времени Вам понадобится, чтобы полностью и физически, и психологически вернуться в норму?
Комитет предложил мне пройти терапию у психолога, и я решила попробовать, так как никогда не обращалась за подобной помощью. Но по своим ощущениям думаю, что я уже в норме.
В том же комментарии Вы говорите, что сделали для себя «глубокие выводы». Можете сказать, какие? Касаются ли они Вашей дальнейшей правозащитной деятельности в Чечне?
Раньше я знала о том, что происходит в Чечне, лишь от коллег и заявителей. Теперь увидела своими глазами. На счет дальнейшей деятельности сложно говорить, да это и не по моей части вопрос, а больше к руководству нашей организации. Но лично мне сейчас страшно за наших заявителей, которые там живут.
В СМИ сообщалось, что нападавшие забрали с собой личные вещи пассажиров. У Вас что-то отняли?
В автобусе осталась моя сумка с фотоаппаратом, что с ней произошло дальше — я не знаю. Может — забрали, может — сгорела.
Опять-таки в СМИ заявляется, что правоохранительные органы взяли под защиту пострадавших правозащитников и журналистов. Как это «работает»?
Ребята написали ходатайства об обеспечении мер госзащиты, дальше их сопровождали полицейские всюду, обеспечили проживание в гостинице, кормили. Я такое ходатайство не писала, поэтому в подробности организации мер госзащиты не вдавалась.
У себя в Facebook накануне этого страшного события Вы написали, что находитесь «в самом безопасном регионе». Это была ирония? Как теперь Вы относитесь к региону?
Разумеется, ирония. Это была цитата Кадырова, на одной пресс-конференции его слова звучали так: «Я официально заявляю, что самый безопасный регион на территории Российской Федерации – это Чеченская Республика. Во всех отношениях безопасный. У нас самая спокойная, самая благоприятная республика как для инвесторов, так и для туристов». Безопасность оказалась весьма избирательной.
Для «Комитета по предотвращению пыток» – это не первый случая нападения. Как планируете защищаться?
Вопрос сложный. Мы в своей деятельности используем исключительно юридические методы, а против лома, как говорится, нет приема. Средства гражданской самообороны вряд ли бы помогли в такой ситуации. Думаю, основная наша защита кроется в самой нашей деятельности. Раз нападают, значит не нравится, что кто-то занимается защитой прав человека. Значит нужно продолжать защищать.
Очередное нападение на Комитет произошло неожиданно скоро – 16 марта. На сей раз жертвой стал глава организации Игорь Каляпин. Об этом в Twitter сообщил сотрудник комитета Дмитрий Утукин.
В этот же день вместе с Каляпиным пострадал украинский консул Александр Ковтун. Об этом 17 марта на своей странице также в Twitter сообщил глава МИД Украины Павел Климкин.
В СМИ сообщалось, что дипломат находился в Грозном в связи с процессом над двумя украинскими гражданами, которых подозревают в участии в боевых действиях в Чечне в 1994 году, Николаем Карпюком и Станиславом Клыхом.
Немного раннее МИД высказал возмущение в связи с сознательным затягиванием Верховным судом Чеченской республики Российской Федерации рассмотрения сфабрикованного дела по ним.
FaceNews сообщал, что мобильная группа правозащитников и журналистов, ставшая жертвой нападения террористов 9 марта, также направлялись в Грозный на судебным процесс по заключенным украинцам. При этом, осуждения самого факта нападения происшествия со стороны Министерства иностранных дел Украины в СМИ обнародовано не было.
Насколько корректен избирательный подход украинской дипломатии? С этим вопросом FaceNews обратился к председателю правления фонда «Майдан иностранных дел», украинскому дипломату Богдану Яременко.
«На самом деле, задание государства, в том числе и дипломатов, консулов – не заявления делать по поводу нападения на граждан, а оказывать им помощь. И принципиальным является то, как реагировали на нападение на журналистов, предоставлялась ли помощь, было ли другое содействие, если в этом была необходимость. Ничто не обязывает Министерство иностранных дел делать заявления по поводу того, что происходит, если это не имеет огромного общественного резонанса и не затрагивает интересы многих граждан. Я не владею этой ситуацией, но я бы не спешил никого ни в чем обвинять, нужно просто разбираться», - пояснил Яременко.