Как возникла Ваша пьеса «Котел»?
Мы с дочкой Анастасией еще со времен Майдана создали творческое объединение «МашКино» и начали снимать фильм, документально-художественную историю о нас самих и о том, что происходит вокруг. Так вышло, что наши знакомые майдановцы пошли на войну добровольцами, в батальон «Донбасс». Мы продолжили снимать и их, их друзей, всю разведроту уже в учебной части, в Петровцах, потом ездили по тем местам, где была война – Славянск и вокруг него.
Из наших троих друзей, которые после Майдана пошли добровольцами, один погиб, Вадим Антонов с позывным «Самолет», один был ранен, Михаил Савульчик, «Эльф», а Валерий Лавренов, «Лавр», четверо суток с группой бойцов выходил из-под Иловайска. И, собственно, историю Иловайского котла, окружения, расстрела колонны мы переживали вместе с ним.
История, рассказанная в пьесе, частично документальна, только если в спектакле бойцов дистанционно выводит такой яркий представитель «диванной сотни», считающий войну не своим делом, то на самом деле помогал советами, ориентировал на местности выехавший в Киев местный житель, украинский патриот. Этот настоящий спасатель познакомился с настоящим «Лавром» как раз на премьере пьесы.
И что они сказали друг другу?
Просто крепко обнялись и пожали друг другу руки. На самом деле, у меня никогда не было цели написать пьесу. Но ко мне обратился знакомый из театрального мира и сказал, что есть запрос на жанр «театр-док», просьба записать документальный рассказ знакомого бойца о том, что с ним было. Я с радостью согласилась, тем более что для каждого бойца, прошедшего такой ад, как Иловайский котел, очень важно выговариваться, это все психологи советуют.
Записала первый рассказ, бойца-добровольца из Горловки. Враг захватил его родной город, а другого места для жизни у него нет во всем мире: там осталась и дочь, и бывшая жена, и родители. Рассказывал, как воевал, как выходил из «котла», о чем мечтает. И я поняла, что так как слушаю обо все этом не первый раз, и знаю детали произошедшего от многих бойцов, то могу сразу складывать абсолютно законченную сюжетную историю, поэтому пьесу написала, фактически, за два дня.
| Спектакль"Котел"/ фото "Радио Свобода" |
Среди героев там есть трое, полностью списанных с реальных прототипов, кроме бывшего горловского милиционера с позывным «Велес» и «Лавра», это профессиональный американский военный «Слон»: в детстве его родители эмигрировали из Одессы, а к нам он приехал в свой отпуск тренировать добровольцев. Другие герои – «Поэт», который пишет стихи о войне, и медсестра «Стрелка» – это, так сказать, собранные из разных знакомых бойцов персонажи.
В пьесе у меня есть люди и с «той стороны» – это донецкий ополченец, его жена и российский кадровый военный. В создании этих образов мне помогла коллега, российская журналистка из «Новой газеты», прислала расшифровку разговора с такими «добровольцами», которые идут на нашу землю помогать своим «братьям по крови».
Спектакль мы сыграли 29 августа, в день годовщины Иловайска. Актеры замечательные, прекрасные профессионалы, у режиссера Евгения Степаненко свой военный опыт, тема была ему близкой. Резонанс был фантастический. Когда спектакль закончился, в зале все плакали – и родственники погибших, и сами бойцы. Почувствовала, как важно рассказывать эту правду об Иловайском предательстве, о том, как было на самом деле, что чувствовали бойцы все это время: в пьесе со всеми героями мы снова встречаемся через год, фактически, сейчас, и речь идет о том, какой путь прошел каждый из них. Это очень важно для понимания, чем на самом деле является эта война. А для меня лично очень важно, что те бойцы батальона «Донбасс», кто увидел или прочел эту пьесу, говорят, что написала правду.
Работая над пьесой, прописывая слова, поступки и характеры наших бойцов, ополченцев и российских военных, Вы сохраняли баланс сторон? Или в подобном произведении он не нужен, ведь Ваша позиция и так понятна.
Конечно, сторона моя понятна, но есть момент, который важен для ответа на ваш вопрос. Один из героев пьесы размышляет о сепаратистах, жителях оккупированных территорий, и говорит, что может с ними драться, объяснять свою правоту, но внутренней мотивации их убивать, уничтожать, у него нет. То есть, если бы ему постоянно говорили то, что звучит из телевизора на той стороне, он сам мог бы оказаться в этой войне по ту сторону фронта.
| Спектакль "Котел"/ фото "Радио Свобода" |
Поэтому понимание, что причиной войны является и телевизионная пропаганда, и физическая, реальная интервенция России, ее войск и техники, очень важно. Когда российский доброволец в пьесе сам видит этих «фашистов, убивающих его русскоговорящих братьев», то понимает, что что-то тут не так. В пьесе есть момент, когда россиянин попадает в плен к нашему американцу, бывшему одесситу, и пока один ведет другого, они вместе поют российский рок.
Каковы шансы того, что если Россия выведет свои войска, мы найдем диалог с Донбассом?
На Донбассе не понимали, не успели понять, что происходит в Киеве. Увидели только, что их земляка Януковича обидели, а Донбасс – он всегда стоит за своих… Нужно было объяснять, быстро, внятно, честно, на это должны были быть направлены государственная и культурная политика. Но этого всего не было, а Россия ввела свои войска. Поэтому война продолжается, и обо всех шансах разговор пойдет только тогда, когда Украина восстановит охрану своей границы по всему периметру.
Украинская пропаганда нередко не отличается от российской. Оправдывает ли цель средства? Нужно ли украинским культурным деятелям быть пропагандистами?
Как говорится, в любой нации есть и негодяи, и герои. Есть что угодно с обеих сторон, было и, к сожалению, будет. Но есть внутренняя правда, убеждения, понимание того, что происходит. В истории об этой войне останется именно ее художественное отображение. Поэтому важно быть честными. Многие творцы просто избегают темы войны, это не самосохранение, это ошибка, загоняющая в тупик. Сейчас война – неотъемлемая составляющая жизни, ее не нужно избегать.
Сидя в уютном кафе, нам не обязательно отказываться от обеда, понимая, что где-то кто-то в палатке доедает позапрошлогоднюю тушенку, потому что у волонтеров уже нет ни денег, ни моральных сил ехать на передовую. Но знать, помнить о том, что это так и есть нужно просто для того, чтобы жить здесь и сейчас, ощущать себя гражданином своей страны, как бы пафосно это не прозвучало.
Знаете, я сама не знала, что мой «Котел» окажется первой пьесой об этой войне, просто мне было важно рассказать эту историю моим друзьям-добровольцам, и мне это удалось. Но уже прошло три месяца со дня единственного показа, успешного, получившего хорошие рецензии, и у меня уже собран пакет отзывов театральных деятелей на предложение поставить пьесу. Я не ожидала такой реакции, честно говоря, я бы даже легче восприняла обвинение в конъюнктурности. Но мне было сказано, что еще не время, чтобы говорить о войне, после нее должно пройти много лет. Люди ходят в театры, чтобы развлекаться – на трагическую, болезненную историю никто не пойдет. Попытки убедить, что это важно и необходимо, что те, кто наблюдают войну в Интернете, благодаря спектаклю смогут на эмоциональном уровне понять, что происходит на фронте, – оставались гласом вопиющего в пустыне.
Для этих людей война была продолжением Майдана
Почему Вы пишете о войне?
Мне очень важно объяснить людям, которые прошли Майдан, пошли на войну добровольцами, а там потеряли друзей, здоровье, вернулись невостребованными и отчаявшимися что-то изменить, что впереди у них еще очень важная миссия. Потому что следующий исторический этап - приход к власти людей, объединенных именно майдановскими ценностями. Ведь для этих людей война была продолжением Майдана. Они шли на фронт за той самой победой Революции Достоинства, чтобы уважать себя в своей стране. Они почувствовали Украину своей, у нас появилась политическая нация, но на Украину напал враг, внешний агрессор, отнял часть территории.
Поэтому нужно закончить войну и вернуться к обустройству страны, потому что кого бы мы ни избирали, пока идет война, главные созидатели мирной жизни пока на фронте и возле него. Но это я, скорее, не о творчестве. А о войне я писала стихи, такие стихотворные репортажи, преломление рассказов друзей-бойцов и личных впечатлений от поездок на фронт. Сейчас все больше такой литературы, эмоции войны требуют отображения. Например, Василиса Трофимович, пресс-офицер, которая практически всю войну провела сначала в батальоне «Донбасс», потом в батальоне «Днепр», написала мне, что начинает писать книгу рассказов о любви на войне, прислала первые личные истории разных реальных людей, и это очень интересно.
Вам приходилось общаться с родственниками погибших бойцов? Как они относятся к отражению историй их близких в Ваших произведениях?
Да, общалась, и для них очень важно, чтобы об их близких помнили, чтобы эта память оставалась в стихах, песнях, текстах. Помню, как сама плакала, вспоминала и писала стихотворение, когда узнала, что погиб наш знакомый, Вадим Антонов. «Позивний – Літак. Тому що Антонов. Сьогодні збили. Двічі вже друзі хотіли забрати тіло – вогонь стіною. Ворожа засада. Підуть утретє. А ще вчора він жартував, аби в добровольців, хто йшов на війну з Майдану, лікарі брали сперму і зберігали, для дружин, коханих і тих незнайомих дівчат, хто потім заплаче, побачивши в чорній рамці його обличчя, і скаже: «Ну чому, чому гинуть найкращі?» А так би всі вони мали можливість народити хлопчика, а ще краще – дівчинку, двох, трьох дівчинок з такою ж посмішкою, як у нього…».
Или когда Ольга Богомолец прочитала со сцены мое стихотворение, в котором бойцу, вышедшему из Иловайска, на улицах мирного города чудятся погибшие побратимы, со строкой «А цей хлопець білявий як же схожий на того, від якого знайшли та ховали лиш лікоть…», меня нашла мама этого парня с позывным «Ред», его опознали по татуировке на локте, человека с удивительной судьбой, настоящего борца за свою страну, мы долго говорили. И сейчас мне важно найти возможности рассказывать и о нем, и о других погибших героях.
В стихотворении «Весна. Дешевеет термобелье» Вы пишете о девушке, которая выкупает мальчика с синдромом Дауна из-под Донецка за термобелье. Это тоже реальная история?
Абсолютно реальная. Более того, я хотела напечатать его с посвящением героине, но меня попросили не делать этого, потому что процесс выкупа детей тогда еще продолжался.
Как должны дальше развиваться российско-украинские культурные отношения?
Я думаю, что сейчас во всем мире самый главный и лучший культурный деятель – россиянин Петр Павленский. То, что он делает – это фантастика. Политических акционистов такого уровня у нас нет, к сожалению, а они нам сейчас очень нужны. Нужно поддерживать культурные отношения именно с теми людьми в России, которые понимают украинцев. Та же Евгения Бильченко, которая со своими стихами ездит и выступает в России, делает очень важные вещи, когда к нам приезжает тот же Орлуша, это тоже важно. Сейчас происходит глобальная мировая ценностная ломка, и она не проходит по государственным границам.
Люди сами предоставили себе свободу и достоинство
Вы рассказали о светлой мечте – приходе к управлению государством объединенных майдановскими ценностями людей. Между тем, нынешняя власть также позиционирует себя воспевателями Майдана…
Должна быть другая конструкция – полностью подконтрольная народу, прозрачная власть. Это то, о чем говорили, пусть немного наивно, но это стремление было всеобщим: мы хотим быть как Исландия, которая сама себе написала Конституцию, и все жители стали по ней жить, все стало прозрачно. Нет на самом деле ничего сложного, просто все наше многолетнее прошлое ужасно этому сопротивляется.
После Майдана прошло два года. Многие говорят о разочаровании. А Вы его чувствуете?
Я не чувствую разочарования. У меня практически полностью сменился круг знакомых, я увидела очень многих людей, которые что-то делают, и это фантастические вещи. Они ставят перед собой цели, пусть даже небольшие, и у них все удается. Люди освободили себя. Если государство оказалось не в состоянии дать людям ту свободу и достоинство, в которой они нуждаются, люди себе это сами предоставили.
Обычно во время войны культура становится жертвой варваризации. По крайней мере, так было раньше. Изменилось ли что-то сейчас?
Даже если сравнивать с Великой отечественной войной, сейчас ситуация несколько другая. Тогда был, наоборот, огромный запрос на культуру во время войны. Создавалось большое число фильмов, спектаклей, фотографы и художники работали, актеры выезжали на фронт, писатели ехали на передовую, чтобы потом написать об этом. Несмотря на то, что это была, так сказать, советская пропаганда, информирование, в том числе культурными средствами, о том, что происходит на фронте, было важной составляющей патриотического народного подъема на борьбу с захватчиками. Сейчас картина другая. Где-то идет война, а где-то – другая жизнь, в которой практически нет места для чего-то о войне.
Значит, культура на фронте нужна?
Правда не понимаю, почему ничего не делается. Сейчас на второй и третьей линии у бойцов есть свободное время, все кричат, что в армии пьянство и проблемы с дисциплиной. Значит, нужно привозить передвижные кинотеатры, делать театральные постановки, песенные концерты, раздавать книги, проводить встречи с историками, учеными, поэтами. В конце концов, стимулировать бойцов писать дневники, стихи, письма, выводить это на конкурсную основу, размещать в YouTube. Что-то делается, но это какие-то огромные усилия волонтеров, и я не слышала об инициативе сверху.
Что сделать, чтобы украинская культура нашла свою нишу на мировом уровне?
То, что абсолютно во всех отраслях в Украине есть творцы, которых признают в мире – это факт, который не нужно доказывать. Другое дело, что в большинстве своем эти люди работают вне государства, не получая никакой государственной помощи. Более того, и не пытаясь ее получить. Скажем, мне проще было издать книгу за свой счет и выложить ее в интернет для всех желающих, поставить пьесу практически на волонтерской основе, чем идти в неизвестные мне кабинеты что-то просить. И таких, как я, большинство в этой самой украинской культуре. Да, что касается книги «Навіщо» в свободном доступе (там стихи и пьеса «Котел», к слову, еще и с переводом на английский), раз я упомянула, предлагаю прочесть.