То, что происходит сегодня в Европе, можно назвать по-разному, в зависимости от того, с какой стороны смотреть: это можно назвать «беженцами», это можно назвать «вторжением». И если бы европейские телеканалы называли это «вторжением», то, наверное, вряд ли бы состоялись такие гигантские демонстрации, как, вот, только что у нас говорили в новостях, что в Англии прошла демонстрация, десятки тысяч людей потребовали поддержать беженцев. В этой демонстрации, кстати, участвовал новый лидер Лейбористской партии Джереми Корбин. Господин Джереми Корбин – это, вот, то же самое, что греческая СИРИЗА. Это чтобы ни у кого не было иллюзий. Это коммунист, это человек, который восхищается Уго Чавесом. Вот этот человек сейчас претендует на власть в Великобритании.
Все происходящее сегодня - следствие политики антиколониализма. Это следствие того, что этим прекрасным европейским людям, мирным и добрым, объясняют, что они ужасно виноваты перед народами, которые они когда-то завоевали. Или не завоевали, но пытались. Что-то такое им сделали и как-то оскорбили их чувства и задержали их развитие.
Отцом политики антиколониализма, вернее, идеологии, является – Surprise,surprise - Вилли Мюнценберг, агент Коминтерна и агент Сталина. Тот человек, который провел первую антиколониалистскую конференцию, на которую он приводил всяких Ганди. Который создавал бесчисленные антифашистские комитеты, в которых председательствовали «нехилые» люди, например, Эйнштейн. Все эти конференции и комитеты создавались до копейки на деньги Сталина. Все они как и ACLU в Америке действовали под чужим флагом. И Мюнценберг, который «от и до» действовал по указке Москвы, очень внимательно следил за тем, чтобы его марионетки не понимали, что это чистый спектакль.
Разумеется, вот эта вот химера антиколониализма и защиты прав человека, когда она была создана агентами Коминтерна, зажила собственной жизнью, она пережила СССР. И не стоит недооценивать тот факт, что ее реальными организаторами были люди, которые собирались с помощью буржуазных ценностей разрушить буржуазное общество.
Сами по себе те сотни тысяч мусульман, которые хлынули сейчас в Европу, конечно, не являются проблемой. После 1917 года в Европу хлынули сотни тысяч русских беженцев, спасавшихся от большевиков. И после 1945 года тоже хлынули сотни тысяч русских беженцев, спасавшихся от большевиков. Правда, тогда европейцы выдавали их обратно Сталину, после чего они ехали в ГУЛАГ.
Европа тогда не рухнула. Почему? Потому что эти беженцы бежали от коммунизма – им бы не пришло в голову митинговать в Лондоне за построение коммунизма. С нынешним нашествием дело обстоит иначе. Если эти люди беженцы, то от чего они бегут? Во-первых, они бегут от практических последствий построения халифата. Они бегут туда, где ислама нет. Тогда почему они приносят ислам с собой? Почему они штурмуют поезда с криком «Аллаху акбар»? Почему их имамы учат, что вэлфер – это пособие на джихад? Почему то Лондон объявят зоной шариата, то какую-нибудь рождественскую елку запретят, едва они получат большинство в датском совете?
Это не бегство, это вторжение. И еще раз повторю, даже миллионы мигрантов не являются теоретически проблемой. Наоборот, в здоровом обществе мигранты являются не проблемой, а активом – самая деятельная, самая растущая часть населения.
Почему эти мигранты становятся проблемой? Потому что они приехали из стран ислама? Вовсе не поэтому.
Я приведу простой пример. После иранской революции из Ирана сбежали 1,5 миллиона иранцев, больше половины их уехали в США. То есть произошло абсолютно то же. Вот, сейчас там, в Сирии строят халифат, убегают сирийцы. Тогда тоже ребята в Иране решили строить исламскую республику, и убежало 1,5 миллиона иранцев. Мы ничего не слышим о проблемах иранских беженцев в США ровно потому, что США не оказывали им никакой помощи. Они их не собирали в лагеря беженцев, где те варились в собственном безделье, они не развращали их пособиями, они не создавали гигантских бюрократических организаций, которые заинтересованы, прежде всего, в том, чтобы беженцев было как можно больше, и как можно дольше они оставались несчастными, чтобы им можно было помогать.
В результате нынешний среднестатистический американский иранец а) менее религиозен, чем среднестатистический американец, б) в 6 раз более богат. Я уже не говорю о таких иранцах как Нима Аркани Хамед, который является одним из лучших современных теоретических физиков. Или иранская девушка, которая получила первую среди женщин Филдсовскую медаль по математике.
Проблема Европы ровно в том, что в Европе существуют гигантские бюрократические организации помощи беженцам, заинтересованные в том, чтобы эти беженцы оставались несчастными как можно дольше.
Логику деятельности этих организаций прекрасно описала Аян Хирси Али в своей блистательной книге «Nomad» («Кочевница»). Она рассказывает, как она получила в Голландии статус беженца, еженедельное пособие в 80 гульденов (еще гульдены были, еще не было Евросоюза).
И вот, стыдясь зависеть облагодетельствовавшей государства, Аян пошла работать. Напомню, что Аян Хирси Али – это молодая сомалийка, которая сейчас приговорена исламистами к смерти за свои антиисламские высказывания. Вот, она пошла работать. Какую работу она может получить, не зная голландского? Она нашла клеить коробки на картонной фабрике. Как она нашла работу? Ей сообщили, что ее пособие в 80 гульденов будет уменьшено на сумму ее зарплаты. Ну, какой дурак будет работать на картонной фабрике, если он за это лишается денег?
И Аян в своей книге рассказывает, как сомалийцы, получившие пособие, тут же отправляли его родственникам в Сомали. Как они набирали в кредит мебели, ковров и одежды, радуясь, что «Вот, дураки какие: дают в кредит, они нам должны». Как потом человек, сидящий на пособии, никогда не может начать работать, даже если хочет, потому что он по кредитам задолжал сотни тысяч. Если он начнет работать, ему придется их возвращать. А если он сидит на пособии, все замечательно. Нет лучшей социализации, чем через работу. Нет лучшего пути наверх, чем через работу и учебу. Правила обращения с мигрантами в Европе десятки раз были ровно обратными: мы, европейцы, виноваты перед этими бедными людьми, мы должны им, они должны сохранить свою замечательную культуру. В результате мигранты варились в безделье на социальном дне. Как всякое дно знали только одно – что им должны. И когда британский имам Анджем Чудари учит, что вэлфер – это пособие на джихад, конечно, это не он этому учит. На самом деле, это правда и этому учит европейская бюрократия, это ее символ веры.
Проблема не в том, что эти способы обращения с мигрантами нельзя изменить, а в том, что люди, которые так обращаются с мигрантами, являются главными специалистами по обращению с мигрантами. Каждый раз, когда арабы жгут в Париже машины или, там, громят пригороды Стокгольма, снова и снова эти эксперты всплескивают руками и говорят «Давайте подумаем, чем мы еще можем помочь этим бедным людям?»
Именно эти люди, эта левая идеология доминирует на европейском ТВ, особенно германском. И когда на германских вокзалах толпы приветствуют беженцев, знайте: это не потому, что немцы вот так страшно изменились со времен Освенцима. Они приветствуют беженцев ровно по той же причине, по которой россияне кричат «Крым наш», потому что им так рассказало ТВ.
Если бы это самое ТВ изо дня в день передавало бы репортажи из пригородов Берлина и Дуйсбурга, куда боятся заходить полицейские; из мечетей, где учат, что вэлфер – это пособие на джихад; если бы ТВ вело репортажи из английского городка Ротерем, где в течение десятка лет мусульмане пакистанского происхождения изнасиловали и принудили к сексуальному рабству свыше тысячи «неверных» девочек-англичанок, а власти при этом пальцем боялись шевельнуть, потому что они боялись, что они будут обвинены в расизме. То я вас уверяю, настроение европейских избирателей было бы совсем иным.
Более того, 50 на 50 чередовались бы репортажи, потому что какая-то часть этих беженцев (и огромная, действительно) – страшно несчастные люди. Тоже настроение избирателей было бы совершенно иным.
Вот, не надо думать, что телевидение промывает мозги только русским и что оно промывает мозги только по приказу государства. Группы интересов, сформировавшие левое европейское общественное мнение, кровно заинтересованы в поддержании собственного статуса, способны к автономному и сетевому промыванию мозгов даже без наличия руководящего центра. И что самое интересное, что чем ужасней становится несоответствие действительности идеологии, тем более оглушающей всегда становится пропаганда. Потому что, собственно, ведь, на самом деле, вдумайтесь в иронию этой судьбы: сирийский кризис и сирийские беженцы являются ответом на что? Они являются ответом на Арабскую весну. Они являются ответом на то, о чем предупреждали… Извините, я не являюсь специалистом по Ближнему Востоку, но это, в общем, ясно более-менее человеку, у которого в голове не опилки, что когда начали рушиться все эти диктатуры типа Мубарака, которые были очень неплохие диктатуры по сравнению с ИГИЛом, была совершенно очевидна логика, которая повторяется в каждой революции, начиная с Великой Французской революции. Что когда начинается революция, к власти приходят экстремисты. А кто экстремисты? Это исламисты.
Совершенно очевидно было, что это просто так не сойдет. Еще скажите спасибо, что в Египте случился военный переворот. И что тогда происходило во время Арабской весны? Каждая «Guardian» рассказывала о том, какие Братья-мусульмане демократическая партия, и каждая «Guardian» рассказывала, как Арабская весна это хорошо.
Вот теперь кажется, каждая «guardian» должна подавиться словами и сказать «Извините, ребята, мы вам наврали. Вот, Арабская весна кончилась вот этим». Вместо этого, наоборот, нам в очередной раз говорят левые круги «Посмотрите, как Европа должна быть виновата перед этими замечательными людьми».
Беженцы не являются проблемой. Ислам не является проблемой. Ислам не являлся проблемой для Наполеона, когда он воевал в стране пирамид. Ислам не являлся проблемой для генерала Китченера, когда он из пулеметов в Судане расстреливал фанатиков Магди. Ислам не являлся проблемой для Лоуренса Аравийского и не являлся проблемой для Кемаля Ататюрка, когда он запретил арабский алфавит и чадру.
Более того, даже в 70-х, когда новая череда арабских диктаторов, пришедшая к власти, строила социализм, а не халифат, и балансировала между Америкой и Советским Союзом, даже тогда ислам не являлся проблемой. Проблемой является не ислам, а сама Европа. Проблемой является то, что когда арабы во Франции на Новый год жгут сотни машин, это уже считается чем-то вроде обычая. Проблемой является то, что в Лондоне и Париже происходит то, что доселе мы наблюдали только в Латинской Америке, когда новоприбывшие вытесняют из исторического центра города элиту и превращают этот исторический центр города в свинарник.
Проблемой является то, что клирик, учащий, что вэлфер – это пособие на джихад, получает больше, чем солдат, сражающийся в Афганистане. Что едва ли не самое распространенное имя для новорожденного в Бельгии и в Англии сейчас (вот, в Англии в последнее время точно) это Мухаммед. И любому, кто это заметит, кричат «Фашист!».
Проблемой является то, что мигранты рожают все больше, а деньги, которые они получают на детей, отбираются у тех, кто рожает все меньше. Проблемой является то, что мигранты штурмуют поезда, сносят заграждения, нарушают закон. И каждый раз, когда это происходит, те, кто формируют общественное мнение, говорят «Чем мы еще можем помочь этим бедным людям?»
То, что я наблюдаю на европейских вокзалах эти последние дни, это Донбасс. Вот, то же самое я видела на Донбассе, когда не большое, но агрессивное меньшинство захватывало правительственные здания, а власть не хотела с этим ничего поделать. Она стыдливо отводила глаза, говорила «Ну, вот, как же мы будем против них применять насилие?». Потом было уже поздно.
Здесь захватываются пока не здания, а поезда и, кстати, точно так же прикрываются женщинами и детьми. Вот, там, как исламские террористы, как исламистские террористы прикрываются в Палестине женщинами и детьми, так они и здесь прикрываются женщинами и детьми, штурмуя поезда. Вот, я думала, что будет, когда эти прекрасные люди поймут, что у них нет противника, и захватят, скажем, Елисейский дворец?
То есть, конечно, может все произойти, может все опомнится. Могут прийти к власти новые правители. Может победить новая идеология. Это все может произойти. Но, к сожалению, у обществ, попавших под власть деструктивного мема, существует почти неограниченная способность к автодеструкции. Потому что чем хуже положение, тем активнее вот этот деструктивный мем, потому что чем больше положение отклоняется от нормы, тем выше ставка для группы интересов, чье процветание и статус зависят от веры в этот мем.
Я как-то рассказывала замечательную историю о том, как африканский народ Хоса в середине XIX века решили, что после того, как они уничтожат скот, то уйдут белые, а скот духи предков вернут, и будет рай и изобилие. И чем больше хосы уничтожали скота, тем становилось хуже. Но никто в середине этого процесса не сказал «Ребята, давайте остановитесь, потому что, вот, рай не приходит, а нам все хуже». Наоборот, был придуман специальный поворот, что для того, чтобы пришел рай, должен быть уничтожен весь скот, и мешают наступлению рая те, кто скот не уничтожает.
Или, вот, когда христианство в V-VI веке раз за разом объясняло вторжение варваров грехом перед господом богом, никто ж не остановился на полпути и не сказал «Ой, ребят, чего-то вы не то говорите. Вот, когда мы молились языческим богам, с Римской империей было все в порядке, а теперь, значит, вот, мы молимся вашему христианскому богу, и чего-то он нас наказывает и наказывает, и наказывает за грехи, хотя мы ему молимся».
Нам часто говорят, что демократия – это способность общества исправлять ошибки. Не получилось одно правительство – выбрали другое. Это так только когда речь идет о тактических ошибках. Но в том, что касается вектора развития, демократия обладает гораздо большей инерцией, чем диктатура. Большинство – это огромный маховик. Не надо думать, что по мере того, как все сложнее будет полиции заходить в кварталы, населенные беженцами, опомнится какая-нибудь германская телевизионная станция, все журналисты которой инвестировали свой статус в рассказ о несчастных беженцах, и вдруг начнет рассказывать что-то другое.
Источник: Эхо Москвы