Без добровольцев на войне никак. Двадцать мотивированных бойцов стоят сотни «взятых в плен» военкоматами, говорит лейтенант спецподразделения МВД «Гарпун» Евгений Карась. Ранее 27-летний киевлянин служил в контрразведывательной группе батальона «Киев-2». Работал вблизи Волновахи, в Станице Луганской, Авдеевке, под Горловкой, на границе с Россией. О российских диверсионных группах, информационной войне и бытовой жизни бойцов на передовой, Евгений Карась рассказал в интервью FaceNews.
| спецоперация на границе с Россией |
Сколько Вам лет? Когда и как вы попали в АТО?
Мне 27 лет, я киевлянин. У нас была группа около сорока человек, в основном ребята из организации С14 и футбольные фанаты. После Майдана мы тренировались в лесах под Киевом. Инструктором был майор, ветеран ГРУ СССР Игорь Анатольевич. Он погиб под Дебальцево. В бою, как воин. Он об этом мечтал.
Другим инструктором был швед Майкл Скилт, который ушел в «Азов». Мы немного задержались, пока решали, в каком формате действовать. С июня вели переговоры с советником министра МВД Антоном Геращенко об отдельном подразделении. Он порекомендовал пойти в «Киев-2». Там был мой друг, профессиональный снайпер, поэтому я поверил, что в батальоне серьезная подготовка и задачи.
Где Вам пришлось служить?
Я осознавал, что война надолго, поэтому в приоритете была качественная подготовка. Но, как и в большинстве батальонов, в «Киев-2» все менялось с ног на голову. Двадцать из нас оформили в батальон, мы прослужили осень-зиму вблизи Волновахи, на юге от Донецка. Остальные же двадцать человек просидели в нарядах на базе и так и не были оформлены. Эти ребята пошли воевать как добровольцы в «дикий» батальон «ОУН».
На тот момент Волноваха не была слишком опасным местом. Иногда прилетали мины, иногда мы нападали на ближайший сепаратистский блокпост, время от времени было напряженное ожидание наступления. Но в целом нам приходилось просто томиться на блокпосте.
Чтобы выйти из положения, мы сформировали контрразведывательною группу, которая порадовала своей эффективностью местных СБУшников из Волыни. Позже мы начали разворачивать сеть информаторов и в самой Волновахе, учили других бойцов. За один месяц задержали человек тридцать, связанных с сепаратистами. От шести до восьми сепаров, пойманных непосредственно нашей группой, пошло на обмен. Число неточное, потому, что я не отслеживал, обменяли ли двух последних боевиков.
| контрразведывательная группа Киев-2 |
Как происходил процесс обмена? Расскажите подробнее.
Преимущественно обменом пленными занимается СБУ. Но было двое «козырных» боевиков, связанных с МГБ ДНР («министерство госбезопасности ДНР» – прим.ред.), обменом которых занимался я, потому что СБУшники были на выезде. Я договаривался по телефону с офицером МГБ, он просил несколько дней времени, но в «Киев-2» уже всем надоело кормить и ухаживать за пленными. У нас ведь даже специальных помещений не было – сепары ночевали возле штаба, в тепле, жили лучше бойцов! Поэтому я набрал знакомого командира роты Азова «М», и мы передали пленных им. 28 ноября их обменяли. В «Азове» тогда были еще несколько боевиков, которые уже несколько месяцев сидели в подвале. Благодаря нашим пленным процесс обмена начался.
Освободили шестерых добровольцев – одного с «Донбасса», с «Миротворца» ребят. Об этом потом Геращенко отрапортовал, и даже Порошенко вспомнил. Нас, конечно, не упомянули – началась политика и пиар, но это неважно. Главное, что мои ребята увидели крутой результат от нашей деятельности. Мы поймали много важных сепаратистов, однажды даже рассекретили предателя, офицера МВД Украины, которого завербовали русские.
Однако в самом батальоне наша группа не смогла работать эффективно. То профиль МВД не требовал контрразведывательной работы, то какие-то предубеждения руководства появлялись. Мы отбыли ротацию и в Киеве начали переводиться в другие структуры. Часть ушла в армейский спецназ, я с группой ушел в подразделение «Гарпун», который работал по разведывательной работе.
Наши должны меньше носить форму «горка» – можно спутать с сепаратистами
Когда вы осознали, что происходящее – это не АТО, а война?
Сейчас подразделение расформировано, поэтому можно рассказать немного больше. Я работал в Станице Луганской, Авдеевке, вблизи Горловки. Ночевал в шахте, работал на границе с Россией, собирал информацию о сепаратистах. Словом, было весело. Ясно, что это война, а не антитеррор – диверсионные группы работали профессиональные, мы убеждены, что это были кадровые россияне, современные российские мины.
Сейчас часто вспоминают о российских диверсионных группах, которые переодеваются в украинскую форму и снимают медиа-провокации. Типа «в нашей форме каратели что-то разрушают для Lifenews». На войне часто черт разберешь кто свой, а кто нет. В спецподразделениях экипировка похожа, хотя и имеются повязки для различения.
Вот как-то мы работали по одной задачи, а на нас вышла группа. Увидели, залегли и отступили. Мы не стали стрелять, потому что сорвали бы основную задачу. Потом появились основания полагать, что это были не сепаратисты, а другое разведывательное подразделение, которое с целью безопасности не уведомляло о своей работе в районе. А могли быть и сепары... Хотелось бы, чтобы наши меньше носили классические русские формы «горка» –действительно можно спутать своего с сепаратистом.
Какие проблемы с обеспечением бойцов?
Из того, что я видел, то на передовой обеспечение не очень. Помогают в основном все те же волонтеры или друзья бойцов. Хотя видно, что процесс идет, спецподразделения, пограничники уже работали с новой техникой и оружием.
Хуже всего дела в армии. В некоторых подразделениях после того, как выбывают раненые или убитые, замену им не присылают. Например, изначально пост держало шестнадцать человек, а теперь только восемь. Но мотивация бойцов радовала, особенно установка на победу у тех, кто раньше жил на теперь оккупированных территориях.
| Горловка: группа отдыхает 20 минут |
То есть боевого вооружения хватает? А как организованы первичные нужды: поспать, искупаться? Чем бойцы занимаются в мирные часы?
С боеприпасами проблем не встречал. «Мы можем воевать вечно, – шутили солдаты. – Быт – душ, землянки обустраивает кто как умеет. Это украинцы, поэтому хозяйственные. Даже в землянках за полтора километров от сепаратистов, ребята тянули себе электричество и ставили телевизоры. Правда все каналы российские. Хотя это неудивительно, потому что Министерство информационной политики вместо того, чтобы заниматься информационной войной с Россией, «воюет на выборах».
Перемирия я не помню. Война идет ежедневно
Сколько длилось самое долгое перемирие на вашей памяти?
Перемирия я не помню. Война идет ежедневно. Мы можем слушать дипломатов, но я слушал как сепаратисты каждую ночь валят трассеры из тяжелых пулеметов по Станице. Специально стреляют этими патронами, чтобы загорались жилые дома.
Вы общались с местным населением? Что говорят?
Местное население в большинстве своем не очень благосклонно к Украине. Они не виноваты – Россия ежедневно промывает им мозги. Наше главное оружие – донесение информации, диалог с людьми. Но этого нет, и поэтому проигрываем. Да, было немало и проукраинских жителей. Особенно поразило и вернуло доверие к Украине у жителей востока созерцания того, сколько наркоманов и криминала среди так называемых ополченцев. Поэтому такие украинцы и россияне начинали нам помогать в розыске сепаратистов и их агентуры.
Вы или побратимы получали ранения? Какая помощь от государства?
За время моей службы погибло несколько моих друзей. Под Горловкой погиб музыкант, веселый и одновременно хладнокровный боец «Гарпун» Коля Гордейчук и Евгений Бирюков, у которого осталась жена с ребенком. Когда мы еще были в «Киев-2», из градов обстреляли блокпост, были ранены бойцы. Один из моих друзей – Кирилл, он сейчас в «Гарпун», был ранен еще вблизи Донецкого аэропорта. Они ходили в диверсионную вылазку на пост оккупантов.
| Группа Гарпун возвращается с задания |
Государство неплохо себя проявило – Кирилл тогда был неоформленным в официальные структуры, но проблем с его лечением не было. Искалеченному во время вылазки бойцу «Киев-2», западнику Василию, какие-то ордена вручали, кажется, лично при Порошенко. То есть хоть как-то, но государство движется в этом направлении. Хотя в целом бойцы не сильно на него надеются.
Каково это – быть добровольцем? Какие настроения у бойцов?
Сколько бы ни трясли чернухи о добровольцах – без них никак. Двадцать мотивированных бойцов стоят сотни взятых в плен военкоматами. Это аксиома. Есть нерушимая разница между молодым парнем, который бросил все и готов воевать, иногда даже без официального оформления, и пропитым зашуганным солдатом с военным принципом: «Я мобилизованный здесь гнию».
С другой стороны, сейчас батальоны МВД отведены с фронта, а ДУК ПС додавили – они идут в СБУ. Поэтому, кто хочет воевать, должен идти в армию. Армия наша еще очень инертна. Меньше добровольцев сейчас именно по причине нежелания попадать в систему старой военщины. Я бы тоже не пошел в вооруженные силы наобум. Только в ту часть, в которой смог бы доверять бойцам и офицерам рядом с собой.
Я не терплю глупых смертей. Хватит с меня покойного айдаровца Ореста, погибшего из-за идиотского приказа Мельничука. Если патриот должен погибнуть, то для выполнения реальной задачи, а не из-за хаоса в генштабе.
Сейчас я, кстати, провожу тренинги для других бойцов по оперативной работе и идентификации сепаратистов. Поэтому если кто-то из читателей друзей-военных заинтересуется, могут обращаться ко мне через Facebook.
В целом история у меня и моих друзей несколько напоминает нашу армию. Было трудно, но мы шли к своей цели, делали как умели, учились. Сейчас, спустя год, все – кто тогда поставил себе цель попасть в спецподразделения различных структур – попал туда. Или по меньшей мере имеет сейчас такую возможность. Кто отчаялся – уволился и вернулся к мирной жизни. Терпение и труд все перетрут, как говорится. Так перетрем и российскую армию.