Российский политолог Фёдор Лукьянов недавно дал такую оценку ситуации в соседней стране: «То, что произошло в Украине, это обвал не просто ее политической системы, а ее государственной модели. Украина, как мне кажется, за эти 20 с лишним лет так и не построила устойчивое и перспективное государство».
Очевидно, здесь имеется в виду концепция «несостоявшихся государств» (failed states). Она появилась в европейской политологии еще в 1990-е гг., но до сих пор в ней соперничают разные до противоположности трактовки. Сам термин failed state весьма спорен, пишет публицист, филосов Вадим Штепа на Русской фабуле.
Какое именно государство можно считать «несостоявшимся»? Часто его определяют через неспособность официальных властей выполнять свои функции, когда реальные властные полномочия переходят к отдельным самопровозглашенным лидерам, полевым командирам и т.д., что приводит к фрагментации прежней государственности.
Однако с этих позиций «несостоявшимися государствами» следует назвать СССР и Югославию, чей распад в 1990-е годы во многом соответствовал этому определению. И хотя новые правители большинства частей, на которые они распались, постарались обрести выборную легитимность, все равно у населения возникало отчетливое чувство «краха страны». Но все же до своего финала эти государства существовали десятилетиями, причем играли в мировой политике далеко не последнюю роль. Так что совсем уж «несостоявшимися» их назвать все же затруднительно.
Есть довольно радикальная американская версия, сложившаяся после событий 2001 года, которая причисляет к «несостоявшимся» все государства, которые по тем или иным причинам выглядят для Белого дома враждебными. Их называют угрозой мировому порядку, рассадниками международного терроризма и т.д. Однако очевиден не научный, а сугубо пропагандистский характер этой версии. Жупел failed state зачастую используется здесь для обоснования военного вторжения (Афганистан, Ирак и т.д.).
Интересно, что многие российские политики и аналитики, при всей своей антипатии к США, тем не менее, подражают именно американскому подходу — только в границах постсоветского пространства. Все появившиеся на нем новые страны (кроме России, разумеется) они провозглашают «несостоявшимися государствами» — особенно если те пытаются вести политику, реально независимую от Кремля. Несмотря на то, что после распада СССР прошло уже более 20 лет, эти деятели до сих пор видят во всех постсоветских странах, даже в давно уже ЕСовской и НАТОвской Прибалтике, какие-то «сепаратистские провинции». И эта имперская ностальгия может в результате приводить к реальным эксцессам аннексии.
В мировых исследованиях есть множество иных трактовок failed states — экономических, демографических, территориальных и т.д. Интересно, что по глобальному рейтингу 2013 года самым устойчивым государством мира оказалась Финляндия. Хотя, если вспомнить эпоху Зимней войны, эта страна была буквально в шаге от того, чтобы превратиться в «несостоявшуюся» под сапогами восточных «освободителей». А в прошлогоднем рейтинге устойчивости Украина даже превосходила Россию.
Мы рассмотрим только один — простой, но вместе с тем весьма значимый критерий современного состоявшегося государства. Это выборность и сменяемость власти.
Если взглянуть с этих позиций на постсоветскую украинскую историю, возникает удивительное впечатление — будто демократическая традиция этой стране была свойственна всегда, и ее не придавила даже советская эпоха.
Судите сами. На первых президентских выборах 1991 года основная борьба развернулась между главой Верховной Рады Леонидом Кравчуком и лидером Народного Руха Украины, бывшим диссидентом Вячеславом Черноволом. Это как если бы в России основными конкурентами за президентский пост были Борис Ельцин и, скажем, Владимир Буковский.
Но Кравчук в 1991 году, несмотря на свое бывшее членство в КПСС, все же пользовался широкой популярностью. Именно ему удалось провести стратегическую линию на независимость Украины и зафиксировать ее общенациональным референдумом, после которого никакой речи о восстановлении СССР уже быть не могло. Поэтому он победил уже в первом туре.
Вторые президентские выборы в Украине должны были состояться через 5 лет, в 1996 году. Однако состоялись двумя годами раньше. И причиной тому вновь — удивительный с российской точки зрения демократизм украинской власти.
В 1993 году в Донбассе началась всеобщая шахтерская забастовка, участники которой потребовали досрочных президентских и парламентских выборов. И Кравчук легко с этим согласился. Опять же неудобная аналогия — вспомните Ельцина образца того же года...
На президентских выборах 1994 года Кравчук вновь выставил свою кандидатуру — но проиграл Леониду Кучме, который позиционировал себя как «прагматика» и «технократа».
Не будем здесь разбираться в том, насколько соответствовала реальности предвыборная программа Кучмы. Гораздо важнее другой, беспрецедентный для России феномен — президент страны мирно уступает свой пост конкуренту, который победил его на свободных выборах. И заслуги «первого президента» остаются истории, а не становятся инструментом медийного террора, как на российских выборах 1996 года.
Третьи президентские выборы в Украине состоялись в 1999 году. К сожалению, тогда новых ярких личностей в украинской политике еще не появилось, или они не выдвигали свои кандидатуры. Поэтому основными конкурентами стали все тот же Кучма и коммунист Петр Симоненко.
Интересным парадоксом выглядит тот факт, что на этот раз Кучма получил наибольшую поддержку в западных регионах страны, которые на предыдущих выборах (1994), напротив, отдали ему меньше всего голосов. Видимо, их жители готовы были видеть президентом кого угодно, лишь бы не коммуниста.
Однако второй срок Кучмы вызвал в Украине нарастающую усталость, перераставшую в протестные настроения. Кстати, первые палатки на киевском Майдане под лозунгом «Кучму — геть!» появились еще в 2000 году, за несколько лет до Оранжевой революции. Причем в этих палатках уже тогда созревало многосоставное гражданское общество будущих Майданов — националисты, либералы, левые учились там находить общий язык.
Но Кучма так и не услышал общественного запроса на свободу и динамику политической жизни. Вместо этого он решил воспроизвести российскую «преемническую схему», продвигая в следующие президенты своего премьера Виктора Януковича. А эта схема, разумеется, идет в связке с фальсификациями и подобными политтехнологиями.
В первом туре выборов 2004 года оппозиционер Виктор Ющенко ненамного обошел Януковича. Однако, когда по результатам второго тура победителем был объявлен Янукович, это вызвало колоссальный гражданский взрыв. В ходе Оранжевой революции власть пошла на попятную, объявила переголосование под жестким контролем международных наблюдателей, которые зафиксировали победу Ющенко с перевесом в 8% голосов.
Разумеется, в «несостоявшемся государстве» столь массовые выступления за свободу своего волеизъявления невозможны — там избиратели, напротив, уверены, что от них ничего не зависит. А «оранжевый» общественный и креативный всплеск был такой силы, что многие наблюдатели заговорили о рождении украинской гражданской нации. В новогоднюю ночь 2005 года на Майдане было невероятное ощущение прихода новой эпохи.
Уже тогда это резко контрастировало с московскими телеканалами, которые из Киева воспринимались как нечто потустороннее. Неслучайно, что именно после Оранжевой революции напуганный Кремль приступил к формированию молодежных контрреволюционных движений типа «Наши», а также разработке «альтернативной» символики — «георгиевских ленточек» и т.п.
Но, к сожалению, грандиозная персоналистская надежда на Ющенко не оправдалась. Возможно, это стало полезным уроком украинскому обществу — нельзя безоглядно доверяться какому-то единственному «вождю», который будто бы способен все изменить. В ходе своего президентства Ющенко предпринял много назревших шагов по оживлению и укреплению украинского национально-исторического сознания. Однако от него как экономиста в первую очередь ждали реальной европейской модернизации страны — увы, не дождались... Его популярность неуклонно снижалась, и на следующих президентских выборах (2010) он получил лишь около 5% голосов. Вновь заметим, как уже было в случае с Кравчуком — ему совсем не пришла в голову традиционная российская идея всеми силами удерживаться у власти.
Как ни парадоксально, но победа Януковича на выборах 2010 года стала доказательством успеха Оранжевой революции
Эта революция навсегда сломала преемническую схему власти, переведя украинскую политику в формат развитых стран, где выборы действительно свободны и потому обладают здоровой непредсказуемостью. И после одного президента к власти вполне может прийти его идейный оппонент (Валенса-Квасьневский, Буш-Обама и т.д.)
В целом украинское общество восприняло приход Януковича спокойно — да и он сам, казалось, в 2010 году уже весьма отличался от себя самого образца 2004 года. К тому же в обществе уже активно работали механизмы демократической «самонастройки». Например, реальная многопартийность, свобода СМИ с прямыми телеэфирами резко контрастировали с российской ситуацией. Однако приход в России Путина на третий срок, видимо, оказал на Януковича негативное воздействие. Предвыборные обещания евроинтеграции затормозились, а затем и вовсе свернулись. А когда к возмущенным гражданам власть попыталась применить репрессивные меры по российскому образцу — это немедленно породило новый Майдан и отстранение от власти президента, не отвечающего за свои слова.
Победила новая революция — только уже без веры в какого-то единого лидера-спасителя, как в 2004 году, но в широком смысле национально-демократическая. Народ Украины показал, что он действительно является «единственным источником власти», как и записано в Конституции. Такое, буквальное истолкование легитимности — когда высшее должностное лицо лишается претензий на какую-то сакральность — видимо, и вызвало истерику Кремля, со всеми наблюдаемыми сейчас последствиями...
Сегодня Россия пытается сорвать президентские выборы 25 мая потому, что они будут означать ее цивилизационную капитуляцию перед Украиной. У нас на «выборах царя» истошно кричали: «Если не Путин, то кто?» — а украинцы, которых заносчиво считали «младшими братьями», вдруг вновь преподадут урок свободной политической конкуренции. И этот урок для империи может оказаться действительно последним.
Конечно, для Украины все еще остается опасность перейти в разряд failed states. К этому падению ее может привести жесткий государственный унитаризм, который при Кучме был прописан в Конституции. Судьба Крыма здесь чрезвычайно показательна. Даже если бы российской аннексии не случилось, в этой республике все равно еще с первых лет украинской независимости доминировали пророссийские настроения. Их можно было постепенно преодолеть, если бы Крыму было предоставлено полноценное автономное самоуправление, туда привлекались бы серьезные европейские инвестиции и т.д. Но киевским властям все 20 лет было не до этого, что и привело к неизбежному отчуждению региона. Лишь послереволюционное правительство Арсения Яценюка заговорило о программах политической и экономической децентрализации страны — но их принятие все еще под вопросом. Однако отмена референдума о государственном устройстве — это тревожный звонок для украинской демократии...
Еще до «февральской революции» и российской агрессии я писал о предпочтительности для Украины федеративной трансформации, которая обоснована самой ее историей. Моя точка зрения не изменилась — но это лишь мнение стороннего наблюдателя, хотя и симпатизирующего Украине. Решение об устройстве своего государства должны принимать сами его граждане. Никакое навязывание федерализации от лица других государств совершенно неприемлемо. Это выглядит тем более цинично...
Ведь Россия, требующая от Украины «федерализоваться», сама все далее уходит от принципов федерализма, записанных в ее собственной Конституции
В России еще со времен Ельцина ни разу не было действительно свободных президентских выборов — работает одна и та же монархическо-преемническая схема, обеспечивающая совершенно предсказуемые результаты. Хотя в последние годы она изрядно радикализовалась и дошла до буквального ремейка «Ein Volk, ein Reich, ein Führer». Помимо сугубо декоративной «думской оппозиции» политический пейзаж выжжен начисто. Любая точка зрения, кроме заявляемой нацлидером — это национал-предательство. Попытка представить «эпоху после Путина» — это еретические измышления о конце света! Вот так и выглядит failed state, которое сейчас обваливается на соседнюю страну...